Государство и право
Демография
История
Международные отношения
Педагогика
Политические науки
Психология
Религиоведение
Социология

2.2. Бифункциональность древнейших социальных институтов

   Зависимость каждого человека и всего стада от численности последнего означает необходимость всеми силами заботиться о продолжении рода. Это, в свою очередь, привело к тому, что первые социальные институты человечества были институтами, регулирующими воспроизводство населения. Абсолютизация этого момента была бы сильным упрощением, а потому ошибкой. В отличие от сообществ животных, человеческое общество имеет еще одну важнейшую функцию - организацию добычи средств существования на основе разделения труда. Конечно, на ранних ступенях развития общества разделение труда находилось в зачаточной форме, но, тем не менее, неверно рассматривать социогенез исключительно как социальное оформление управления воспроизводством популяции. Социогенез представлял собой сочетание двух равнопорядковых процессов: становление социального управления демографическим воспроизводством и становление социальной структуры общества, основанной на разделении труда.
   По форме проявления эти два процесса должны были изначально совпадать, потому что разделение труда в раннем первобытном обществе осуществлялось по полу и возрасту. Поэтому каждая возрастно-половая группа должна была иметь определенную функцию, как участник разделения труда и как участник процесса воспроизводства численности популяции. Именно учет этой двоякого рода функциональной нагрузки возрастно-половых групп древнего общества имеет, по нашему мнению, пролить свет на понимание сущности таких институтов древнего общества, как род, экзогамия, возрастные группы и т.п.
   Традиционно к объяснению сущности и происхождения этих институтов подходят только с точки зрения их роли либо в разделении труда, либо в продолжении рода. Зачастую, пытаясь вывести их происхождение из какой-нибудь одной функции, выполнение этими группами второй функции рассматривают чуть ли не как случайное. Такой подход представляется неверным, в его основе лежит подсознательно сохраняющаяся методология робинзонады, представляющая человеческое общество объединением первоначально изолированных индивидов, имеющих для этого определенную цель. Мы попытаемся доказать положение об изначальной бифункциональности социальных институтов первобытного общества на примерах организации племен аборигенов Австралии, наиболее отсталых в социальном развитии, и возрастных групп народов Восточной Африки, потому что в других местах этот институт не сохранился в таком виде.
   Данные о племенах коренных жителей Австралии дают богатый материал для реконструкции первоначальной организации человеческого общества. Н.А.Бутинов выдвинул гипотезу о том, что вся организация австралийских племен базируется на примитивном территориальном разделении труда. Это разделение труда обусловлено экологическими причинами. С одной стороны, труд четко делится по сезонам, а с другой - значительные различия ландшафта даже в пределах небольшой территории ведет к различиям в хозяйственной деятельности обитающих на ней коллективов. Именно эти различия, по мнению Н.А.Бутинова, ведут к хозяйственным контактам между отдельными коллективами, что опровергает взгляд на первобытную общину как на совершенно замкнутый коллектив.
   Из-за несовпадения хозяйственных циклов у различных общин и разнообразия природных условий (связанных с несовпадением периодов засухи и дождей в различных районах) возник обычай взаимопосещения локальных групп. Ссылаясь на Хауитта (Howitt), Бутинов отмечает, что во время обрядов инициации (посвящения молодежи во взрослых) вместе собираются несколько локальных групп (племен). Обычно это происходит в период обилия пищи на данной территории. Племена, посещающие друг друга, имеют одни и те же обряды инициации и образуют взаимобрачующуюся группу.
   Анализ многочисленных наблюдений позволяет Н.А.Бутинову сделать следующий вывод: «Оживленный обмен и постоянные взаимопосещения локальных групп опровергают представление об австралийской локальной группе как о чем-то замкнутом, изолированном. Локальная группа сама по себе существовать не могла, она была связана хозяйственно с соседними и отдаленными локальными группами - в разные времена года по-разному. Это и вызвало к жизни такое явление, как относительное культурное единство всего населения Австралии».
   В локальных группах отмечается четкое разделение труда по полу; разделение труда по возрасту у женщин практически отсутствует: с раннего возраста они занимаются собирательством. У мужчин существует многостепенное разделение труда по возрасту, и переходы из одной степени в другую связаны с обрядами инициации.
   Австралийские племена, а их около 500, отличаются друг от друга диалектом и территорией, больше никаких черт племенной организации (вождь, совет племени и т.п.) нет. Само племя редко выступает как единое целое. Важно отметить, что соседние племена не резко разграничены одно от другого, живущие на границе часто относят себя то к одному, то к другому племени. Диалект одного племени незаметно переходит в диалект другого. Насчитывает племя обычно от 200 до 1000 человек.
   Локальная группа насчитывает от 30 до 100 человек, имеет главаря и совет взрослых мужчин, является хозяйственно самостоятельной единицей. Для производственных целей делится обычно на несколько мелких семейных групп, состоящих из нескольких братьев с родителями, женами и детьми. В Австралии распространена патрилинейная филиация, и жена переходит в локальную группу мужа. Семейная группа индивидуально ищет пищу (женщины и дети - собирательство, мужчины - охота). Все семейные группы, принадлежащие к одной локальной, собираются вместе каждые 3-4 дня, условившись заранее о месте встречи.
   В локальной группе всегда два брачных класса; племена, имеющие четыре брачных класса, делят людей внутри этих классов по поколениям. В каждой локальной группе к одному брачному классу принадлежат поколения дедов и внуков, отцы и дети принадлежат к разным брачным классам (см. Рис.4). Брачный класс экзогамен, локальная группа - тоже.

Рис.4 Схема поколений и брачных классов у камиларои (Австралия)

   Бутинов совершенно справедливо замечает, что, будучи «совершенно самостоятельными единицами в хозяйственном отношении, локальные группы оказывались в семейно-брачном отношении лишь частями более сложного целого». Племя с четырьмя брачными классами состоит из двух частей. В первую часть входят локальные группы с брачными классами А и Б, во вторую - с классами В и Г. потенциальными супругами друг для друга являются члены брачных классов А и В, Б и Г. деление локальных групп племени на две части позволяет Н.А.Бутинову утверждать, что «локальные группы выступали здесь как части двух половин, двух первоначальных родов, части единой дуальной организации». На наш взгляд, факт наличия двух частей (у Бутинова - половин) австралийского племени вовсе не означает изначальности дуальной организации, как союза двух племен или общин с целью продолжения рода. Ссылаясь на Файсона (Fison L.), которому один австралиец рассказывал, что он-де во всех племенах может найти брачный класс, откуда он может взять жену,
   Бутинов пишет, что дуальная организация имела всеобщий характер, и «все население Австралии было разделено по существу на два первоначальных рода, и мужчина одного из них имел право на всех женщин (с учетом, конечно, брачных классов) другого». Упоминание о брачных классах здесь вообще непонятно, потому что возникает вопрос, что же возникло раньше - «первоначальный род» или брачные классы. Со времени выхода книги Л.Г.Моргана «Древнее общество» брачные классы считаются институтом, предшествовавшим роду.
   Возможна и другая гипотеза возникновения экзогамии и института брачных классов. Локальная группа в австралийских племенах, вероятно, является социальной интерпретацией матрифокальной группы предчеловеческого сообщества, этим и можно объяснить ее экзогамию. Само понятие «брачный класс» возникло отнюдь не в Австралии, а в Европе в прошлом веке. Этим понятием обозначали группу людей, не имеющих права вступать в половые отношения между собой и обязанных искать полового партнера в определенной аналогичной группе. В Австралии каждый брачный класс имеет собственное имя. Так, у камиларои существует четыре брачных класса: Ипаи, Кумбу, Куби и Мури. У южных Аранда тоже четыре класса: Пануга, Бультара, Пурула и Кульмара. Принадлежность к одной из групп указывает прежде всего на то, к какому поколению принадлежит человек. При патрилинейной филиации, если старшее поколение в локальной группе Пануга, то дети их - Бультара, а внуки опять Пануга. Поскольку при невысокой продолжительности жизни в первобытную эпоху вряд ли могли быть живы одновременно более трех поколений, то получалось, что деды и внуки оказывались в одной категории, а это весьма очевидно связывается с первобытным половозрастным разделением труда. Возможно, что первоначальной функцией брачных классов было разделение общества по поколениям, так как это был единственный критерий возраста у первобытных людей, не знающих еще счета далее пяти-десяти.
   Надо учесть еще, что филиация и матрилинейная, и патрилинейная в классификационных системах родства - качественно иное явление, чем в описательных системах. В описательных системах родства «Я» является центром отсчета родственных отношений, и для каждого индивида существует своя система координат. Человека, которого я называю братом, моя мать назовет сыном, а мой сын - дядей. В классификационной системе родства, например, у южных Аранда, человек класса пануга будет братом для всех без исключения членов сообщества пануга. И для этого человека все пануга - братья и сестры, все бультара - отцы, все женщины кумара - матери, все женщины пурула - жены, и т.д. В этом смысле экзогамность брачного класса как возрастной группы означает запрет инцеста, половых отношений между братьями и сестрами. В данном случае мы имеем дело с продолжением экзогамии всей локальной группы, к которой принадлежат потомки одного человека, безразлично, мужчины это или женщины.
   Каждый из четырех брачных классов имеет пару: пануга женятся и выходят замуж за пурула, для бультара такой парой являются кумара. Вступать в половые отношения с представителями других брачных классов запрещается, потому что при алокальном, групповом браке фактически это будут отношения с матерью или дочерью.
   В качестве примера попробуем переложить классификационную систему родства южных Аранда на современную описательную систему. Я - бультара, мой отец - пануга, моя мать - пурула, мои братья и сестры - бультара, мой сын - пануга, моя дочь - пануга. Итак, мы видим, что женщины, принадлежащие к запретным брачным классам, являются для человека либо матерью (матерями), либо дочерью (дочерьми). Классификационная система означает не то, что люди вообще не знают своих ближайших кровных родственников, но то, что во внимание принимается социальное, а не кровное родство.
   Организация общества на основе различия полов, выступающая как институт брачных классов, может быть объяснена без рассмотрения разделения труда в древнем обществе, а только лишь с учетом ее основной функции - обеспечения воспроизводства численности сообщества и гигиены расы. Концепция дуально-родовой организации базируется на признании первоначально существующей эндогамной общины (праобщины), которая по каким-то неясным причинам разделилась на две экзогамные половины, или же, став полностью экзогамной, объединилась с другой общиной, которая как раз тоже стала экзогамной. Эта концепция представляется нам неверной. Мы полагаем, что образование первоначальной организации общества шло по пути социального оформления тех механизмов воспроизводства популяции, которые сформировались еще в ходе биологической эволюции. Эта позиция позволяет объяснить примитивную организацию отсталых племен Австралии без использования промежуточной концепции существования двух «первоначальных» родов.
   Впечатление того, что существующие примитивные организации общества происходят от изначальной дуальной организации, возникло из- за двойственности функций, выполняемых брачными классами. Двойственность функций определяется разного рода причинами. Первая - ограничение инцеста и упорядочение половых отношений в общине. Вторая причина - разделение труда по полу и возрасту, взаимное обучение различным видам деятельности и определение обязанностей каждого из членов коллектива. Симбиоз этих причин очевидным образом ведет к тому, что каждый человек, член общины, должен быть идентифицирован 1) как брачный партнер и 2) как участник материального производства, имеющий право и обязанность на участие в определенных видах деятельности.
   В данном случае положение его, как брачного партнера, не меняется на протяжении всей жизни, а положение как участника производства меняется. Поэтому брачный класс легче фиксируется, хотя вначале могла существовать и более сложная система, когда название брачного класса менялось в зависимости от возраста. Об этом может свидетельствовать австралийский миф о «трех женщинах», рассказывающий, как одна женщина дважды сменила свой брачный класс, что в более позднее время было возможно только в течение трех поколений: мать - дочь - дочь дочери.
   Как уже говорилось, локальная группа австралийского племени насчитывает от 30 до 100 человек и состоит из более мелких семей. Можно предположить, что наиболее подходящей численностью группы было человек сто. Предположим, что продолжительность жизни первобытного человека составляла лет 30, и - для простоты - что вероятность умереть в каждом возрасте одинакова (то есть возрастная пирамида имеет вид правильного треугольника), доли мужчин и женщин в популяции были примерно равны, - мы же возьмем их строго равными. Тогда очевидно, что 75% сообщества будут составлять подростки до 15 лет. В группе, состоящей из 30 человек, таким образом, окажется 4 женщины фертильного возраста и 4 мужчины-охотника. Видимо, ни о каком дальнейшем дроблении локальной группы не может быть и речи, она окажется просто недееспособной. Логично предположить, что в нормальных условиях группа из 30 взрослых и детей составляла часть локальной группы, которую Н.А.Бутинов называл семьей. Учитывая, что верхней границей численности локальной группы называлось 100 человек, можно предположить, что одна локальная группа состояла, как правило, из трех семейных групп, то есть из 90-100 человек. Соответственно племя состояло из трех-десяти локальных групп. Если предположить, что племя изначально состояло из двух локальных групп, столь малый размер популяции должен вести к увеличению числа гомозигот по рецессивным генам, в том числе и по плохим.
   Посмотрим, как в случае трех (по меньшей мере) локальных групп в племени может сложиться система идентификации брачных партнеров. Для того, чтобы найти брачного партнера, надо, прежде всего, выделить признак принадлежности всех людей к локальным группам. В этом плане, относительно каждого индивидуума все члены племени делятся на две части: члены моей группы и члены не моей группы - мои потенциальные брачные партнеры. Для того, чтобы избежать инцеста по восходящей и нисходящей линиям родства, можно вступать в брак только в пределах одного поколения. В этом плане все члены сообщества делятся опять-таки на две группы: мое поколение и не мое поколение. Эти две системы координат пересекаются и дают четыре вариации признаков, из которых лишь один вариант означает брачного партнера: это представители моего поколения, но не члены моей локальной группы. Если мы зафиксируем каждую из вариаций признаков, то получим модель системы четырех брачных классов.
   Таким образом, относительно каждого подразделения все сообщество делится всегда на две части, независимо от того, сколько в него входит локальных групп. Уже на этом этапе может возникнуть впечатление существования двух первоначальных родов. Способ фиксирования брачных классов определяется трудовой функцией возрастных групп. Так как дети и старики приравнивались друг к другу по участию в производственной деятельности, то они могли получать одинаковое название. При невысокой продолжительности жизни получалось, что к моменту инициации подростков во взрослые, поколение их дедов вымирало, а поколение отцов превращалось в поколение стариков. То есть, для обозначения всех поколений локальной группы достаточно было двух слов.
   В том случае, если племя состояло из более чем двух локальных групп, а мы думаем, что так оно и было в большинстве случаев, каждая группа должна была фиксироваться с помощью тотема, который играл роль современной фамилии. При фиксировании локальной группы с помощью тотема и выделения поколений в локальных группах должны были образоваться кольцевые системы брачных связей. Именно такие системы наблюдаются у камиларои (рис.5) и у многих других племен. Многочисленные примеры кольцевых связей описаны Д.А.Ольдерогге, который видел истоки этой системы в разрастании двух первоначальных родов. В дальнейшем, развиваясь, тотем превращается в род матрилинейный или патрилинейный, в данном случае безразлично. Но наиболее вероятным является предположение, что в дальнейшем тотемистическая локальная группа превращается во фратрию, в то время как брачный класс внутри этой группы, с развитием моногамии и окончательной фиксацией родственных признаков, превращается в род.
   Ю.И.Семенов считает, что экзогамия возникла как средство обуздания зоологического полового инстинкта и служила упрочению коллектива первобытных охотников. Ограничение половых отношений в первобытном стаде достигалось при помощи половых, сначала охотничьих, а затем производственных табу. Подобная трактовка древнего института половых табу не является бесспорной. С.А.Токарев считает, что возникновение этих институтов связано с магическими обрядами очищения, имеющими своей базой стремление устранить перед охотой посторонние запахи, в том числе и запах женщины. Такой же точки зрения придерживается и Д.К.Зеленин.

Рис.5 Система кольцевых брачных связей у камиларои (по Бутинову)

   Можно предположить, что эти табу - отражение фиксации полового разделения труда в древнем обществе, и они означают, что женщина не должна иметь никакого отношения к охоте (к мужской работе вообще), даже посредством половой связи с мужчинами в этот период. Примерно такую же основу имеют приводимые С.А.Токаревым примеры о запретах на смешивание различных видов продуктов, которые раньше доставлялись сезонными видами охоты. То есть, эти запреты отражают нормы, регулирующие проведение охоты. В магическом сознании примитивного человека причина и следствие меняются местами: например, нельзя смешивать продукты не потому, что в одно время нельзя охотиться на морских и на сухопутных животных, а наоборот, нельзя охотиться потому, что нельзя смешивать продукты. То же можно сказать и о иудаистском запрете есть свинину, так как свинья - оседлое животное, которого кочевники не могли иметь, или делать одежду одновременно из шерсти (продукт кочевого скотоводства) и льна (продукт оседлого земледелия).
   Отметим, что по Австралии нет никаких данных о существовании половых производственных табу, хотя половые отношения там, как известно, четко регулировались при помощи системы брачных классов. Не означает ли этот факт более позднего появления производственных половых табу по сравнению со всей системой регулирования половых отношений и экзогамией, в первую очередь? Ведь с позиций Ю.И.Семенова, половые производственные табу должны предшествовать экзогамии, а в дальнейшем, фактически, составлять ее содержание.
   Мы считаем, что древнейшая организация человеческого общества возникла в результате взаимодействия социального оформления механизмов воспроизводства популяции, возникших еще на биологическом этапе эволюции человека и основанных на относительной экзогамности матрифокальных групп, и развития разделения труда, приведшего к выделению возрастных групп как элементов социальной структуры древнейшего общества.
   Гипотеза о половозрастных группах как об основе примитивной социальной организации, была выдвинута еще в прошлом веке Г.Куновом, видевшем их задачу исключительно в установлении брачных норм. Он обратил внимание на то, что в отношении терминов «отец» и «брат» австралийцы применяют местоимение «наш», а не «мой», и пришел к выводу, что первоначально эти термины показывали возрастные группы. Вывод вполне закономерный при условии существования группового брака и классификационной системы родства турано- ганованского типа.
   Роль половозрастных групп как элементов социальной структуры первобытного общества можно проследить на примере системы возрастных групп, долгое время сохранявшихся в Восточной Африке, по которым имеется много источников и которые достаточно подробно описаны в работе К.П.Калиновской. Первый вывод, который можно сделать при исследовании социальной системы гада (институт мужских возрастных групп у племен гала), что для племени была важна не только общая ее численность, но и определенная возрастная структура. Об этом говорит частое несовпадение физического и социального возраста в системе. Это связано с выполнением этими классами производственных и социальных функций, с половозрастным разделением труда. Второй вывод заключается в абсолютном исключении инцеста по восходящей и нисходящей линиям, что очевидно связано с организацией воспроизводства населения.
   Система гада состоит из двух полуциклов по сорок лет каждый. Первый полуцикл является активным, второй - пассивным. Полуцикл состоит из пяти ступеней, по восемь лет каждая. Первая ступень - подготовительная, группа, находящаяся на этой ступени, не имеет никаких прав и участвует лишь в незначительных церемониях. Не принимает она участия и в производственной деятельности, но все женщины обязаны давать пищу членам этой группы (обряд «прошения молока», все продукты ритуально называются молоком). Вторая группа - молодые воины, проходящие обучение. Третья группа - старшие воины; они имеют право жениться, но не должны иметь детей. Четвертая группа - управляющие жизнью племени, они подвергаются обрезанию и могут иметь детей. Членами пятой группы являются старейшины, они становятся «ритуальными отцами» первой группы, которой они передают свое родовое имя и после этого заканчивают первый полуцикл, переходя в разряд «немых», то есть не имеющих права активно вмешиваться в социальную жизнь коллектива.
   Когда институт гада был открыт, обратили внимание на весьма значительное расхождение в возрасте внутри возрастной группы. В особенности это было заметно в первых группах, куда входили одновременно и старики, и младенцы. До сегодняшнего дня, на наш взгляд, нет удовлетворительного объяснения этому явлению. И это связано с тем, что эти возрастные группы рассматриваются только с точки зрения их производственной функции. К.П.Калиновская совершенно справедливо критикует выбор кровного родства в качестве критерия выделения групп, и в противовес этому подчеркивает поколенный принцип формирования групп. Но критерием формирования поколения она считает реальный возраст, а потому, по предлагаемой гипотезе, первоначальные реальные и социальные возраста в группе совпадали, и дальнейшее рассогласование произошло из-за несовершенства самой системы. Схема этого рассогласования представлена на рис.6. Как видно, накануне обряда инициации все возрастные группы заполнены, но после инициации первая ступень остается вакантной, она заполняется постепенно, по мере рождения детей у IV группы («обрезанных») в течение всего восьмилетнего интервала. Поэтому родившимся накануне инициации и имеющим физический возраст 0 лет, после инициации присваивается сразу социальный возраст 9 лет. Таким образом, формируется отставание фактического возраста от социального на одно «поколение», то есть на восемь лет. Но эта разница не может ни увеличиваться, ни уменьшаться, а сохраняется постоянной. Объяснить при помощи этой схемы отставание социального возраста от физического невозможно.

Рис.6. Соотношение физического и социального возраста у гала

   Картинка на рис.6 напоминает хорошо известную в демографии процедуру, называемую «передвижкой возрастов», она с успехом используется для прогнозирования численности населения, и никаких затруднений не возникает. У гала этот классический демографический метод «применяется» в упрощенной форме. Всей группе инициируемых присваивается новый возраст, как будто они родились в один день, и возраст этот не определяется ни их реальным возрастом, ни нижней или верхней границей возрастов двух смежных групп. Им просто присваивается новое наименование. Попытки связать эти группы с реальным возрастом обусловлены современным образом мысли, который все преломляет через призму цифр. При этом забывается, что первобытный человек не умел считать, и что во многих первобытных языках вообще отсутствуют слова, обозначающие абстрактные понятия чисел.
   Проблема отклонения реального возраста от социального может решиться, если учесть, что единственным способом определения возраста человека в первобытную эпоху была фиксация его принадлежности к определенному поколению. И связано это было именно с регуляцией половых отношений и воспроизводством популяции. Если рассматривать систему гада с этой точки зрения, то отставание социального возраста от физического находит вполне простое объяснение.
   Уже отмечалось, что воины гала могут жениться с 17 лет, или вернее сказать, будут инициированы в третью группу. После этого, в течение восьми лет они не имеют права иметь детей. В том случае, если ребенок у них все-таки родился, он отвергался, но после четвертой инициации отцов усыновлялся. Таким образом, получалось, что ребенок, родившийся у семнадцатилетнего воина, только что инициированного в третью ступень, получал право быть инициированным во вторую ступень лишь в 24 года, когда его отец завершит активный полуцикл. Обрезан он будет еще спустя 16 лет. Нетрудно проследить кумулятивный эффект и довести возраст члена первой возрастной группы до 80 лет.
   Система гада вела к тому, что человек считался половозрелым, когда его отец вообще заканчивал активный полуцикл. В отношении регулирования половых отношений и, посредством этого, воспроизводства численности племени, институт гада напоминает своими функциями институт брачных классов у австралийцев, но является более тонким. Если у австралийцев при невысокой продолжительности жизни дед и внук принадлежали к одному брачному классу, что означало формальную возможность брака деда с родной внучкой, то у гала, независимо от продолжительности жизни, после пятой инициации наступала социальная смерть, человек оставался жив, но становился «немым».
   Система возрастных групп показывает, как функция участия в трудовом процессе, в разделении труда сочеталась с функцией участия в воспроизводстве численности племени в доисторическую эпоху. Сущность древнейших социальных институтов состояла в том, что они органично сочетали функции производства и детопроизводства в первобытном обществе. Во многом это связано с совпадением демографической и протосоциальной структур на ранних этапах развития человеческого общества. Если от внимания ускользает бифункциональная специфика социальных институтов, то появляется множество фактов, объяснить которые весьма трудно.
   На основании рассмотрения организации первобытных племен Австралии и восточно-африканской системы возрастных групп, можно попытаться реконструировать организацию первобытного человека. Отметим, что такая организация еще не представляет собой собственно исторического типа народонаселения. Скорее она является процессом становления народонаселения как системы, процессом формирования ее основных компонентов.
   Первоначальную организацию первобытных людей, видимо, нельзя свести к известным понятиям племя, фратрия, община и т.п. Вероятно, она была чем-то похожим на районные популяции современных высших приматов и представляла достаточно большую группу (до 1000 особей и более), разбитую на небольшие локальные коллективы, численность которых варьировала в зависимости от конкретных условий и, главным образом, от количества пищи на данной территории. Большая группа могла быть выделена весьма условно, она занимала общую территорию, на границе которой контактировала с другими группами. В группу можно условно зачислять те локальные коллективы, между которыми наиболее интенсивно осуществлялся обмен генетическим материалом. Поэтому каждая локальная группа, в известном смысле, могла представлять центр тяготения большой группы. Такая организация позволяла осуществлять обмен культурной информацией и генофондом в пределах огромных территорий. Основной минимальной единицей организации была матрифокальная группа. Имея определенную иерархию, аналогичную иерархии приматов, матрифокальные группы, составляющие одну локальную, постепенно распространили экзогамию на всю локальную группу. Развитие социальных отношений шло по пути оформления сложившихся структур воспроизводства популяции, придания им социальной формы. Первоначально социальными институтами могли быть экзогамные локальные группы протоплемени, в котором каждое поколение было эндогамным.
   Параллельно с социальным оформлением и расширением действия механизмов, затрудняющих инцест и выработанных еще на биологическом уровне, шло и социальное оформление складывающегося разделения труда. Последнее возможно было связано с переходом к мясной пище и превращением мужчин по преимуществу в охотников. Поскольку первоначальное разделение труда было по полу и возрасту, процесс формирования демографических и производственных отношений, фактически, был единым. А социальная структура общества совпадала с его демографической структурой, это обусловило бифункциональность социальных институтов древности.
   Зависимость всего общества и каждого отдельного человека от размеров и структуры первого должна была, прежде всего, отпечататься в голове первобытного человека. Социальные нормы, в виде традиций, представлявшие социальную память древнейшего человеческого общества, регулировали, прежде всего, воспроизводство численности общности и гигиену расы. В дальнейшем, с развитием разделения труда и появлением сложных способов добычи пищи, традиции, регулировавшие промысловую деятельность человека, перемешались с нормами, регулирующими демографическое поведение, и стали представлять качественно новое целостное образование, осуществляющее социальное управление обществом как единым целым. Складывание системы социального управления обеими сторонами общественной жизни знаменовало окончательное становление народонаселения как системы. Решающую роль здесь сыграло развитие разделения труда. Оно вело ко все большей специализации больших групп, к усилению производственной кооперации внутри их и к ограничению контактов с другими группами спорадическими актами обмена продуктами. Это, в свою очередь, вело к специализации языков, усилению культурных особенностей отдельных групп. Также это вело к уменьшению возможностей обмена генофондом в пределах больших территорий и складыванию определенных генотипов в пределах достаточно небольшой территории.
   По всей вероятности, первоначально регламентация половых отношений являлась и регламентацией репродуктивного поведения. Вряд ли первобытной человек ограничивал рождаемость для уменьшения или предотвращения роста численности общины. Учитывая невысокую продолжительность жизни, можно было бы считать, что такой рост, как правило, исключался. Но, с другой стороны, человек в отличие от животных, во многом сам формирует себе условия жизни. И если увеличение численности популяции животных возможно только в случае значительного естественного улучшения условий существования, то человек сам улучшает эти условия, что должно вести к неуклонному росту численности рода человеческого. Последнее утверждение представляется верным потому, что в течение не очень длительного промежутка времени человек заселил все материки, даже находящиеся долгое время в экологической изоляции. Возможно, что некоторым первобытным племенам и приходилось ограничивать свою численность. Но это может относиться только к племенам, попавшим в исключительно неблагоприятные условия. Все сообщения об инфантициде, о предупреждении и прерывании беременностей у отсталых племен относятся к тем из них, которые живут в исключительно неблагоприятных условиях, в резервациях, пустынях, впроголодь, ведущим при этом кочевой образ жизни, причем, зачастую этим своим положением они обязаны белым колонизаторам.
   У первобытного человека не было никаких мотивов к ограничению рождаемости. Лишний человек был не просто еще одним «лишним ртом», но и еще одними рабочими руками, потому что заниматься собирательством можно было с раннего детства. Некоторые ученые полагают, что высокая рождаемость была невыгодна коллективу охотников, так как маленькие дети - обуза на охоте. Но они совершенно не учитывают специфику древней охоты, когда плохо вооруженные люди загоняли зверей в естественные ямы, болота, овраги и там забивали камнями. Достаточно одному животному из загоняемого стада повернуть навстречу своим преследователям, и община недосчитается нескольких человек. Недостаточно вооруженный человек мог охотиться только на крупно копытных и толстокожих, так как только такая охота гарантировала достаточную добычу. Лишь впоследствии, когда был изобретен лук, человек стал охотиться на более мелких животных. Об этом красноречиво говорят остатки костей съеденных животных, найденные на стоянках первобытного человека. В таких условиях коллектив охотников должен быть значительным по размерам, что могла обеспечить только высокая рождаемость.
   Но и с переходом к охоте на мелких животных, с изобретением лука и стрел, потребность в большом количестве охотников и, следовательно, в высокой рождаемости не изменилась. Теперь охота проводилась небольшими группами (3-4 человека), но, как мы видели, такое количество взрослых мужчин обеспечивала группа общей численностью человек в 30, из которых 75-80% составляли дети до 15 лет, а 12% - женщины в фертильном возрасте.
   Основными целями демографического управления в первобытном обществе была максимизация рождаемости, а средствами ее достижения являлись полное включение всех женщин репродуктивного возраста в половые отношения и исключение половых отношений между близкими родственниками для предотвращения инбридинга. В человеческом обществе возник новый вид информационных системообразующих связей - демографические отношения, которые выступали как примитивные, классификационные системы родства, брачных классов, возрастных групп. Возможно, что половые сезонные и производственные табу возникли для упорядочения рождения детей во времени и увязки его с периодами наиболее интенсивных производственных работ женщин. Развитие демографических отношений шло по линии социального оформления тех механизмов воспроизводства популяций, который был выработан на протяжении биологической эволюции.
   Законное сомнение в сохранении у человека инстинктивных механизмов предотвращения инцеста может быть развеяно новейшими исследованиями в этой области. В 1910 году Дж. Фрезер подверг жестокой критике позиции ученых, объясняющих экзогамию стремлением предотвратить инцест. Особенно досталось Вестермарку, говорившему об инстинктивном отвращении к половым связям между росшими вместе с детства. С тех пор о позиции Вестермарка говорили лишь как о научном курьезе. Но вот, в середине нашего века, было проведено несколько независимых исследований взаимоотношений подростков в израильских поселениях - киббуци. В этих поселениях осуществляется коллективное воспитание детей, причем, мальчики и девочки воспитываются вместе, имеют общие спальни и душ. Отмечено, что с наступлением половой зрелости девочки начинают избегать показываться обнаженными перед мальчиками, принимать одновременно с ними душ. При этом между мальчиками и девочками одной группы возникает определенный антагонизм при полном отсутствии полового интереса между ними. В то же время у девочек резко повышается интерес к мальчикам из других возрастных групп. Отмечается отсутствие браков между выросшими в одном коллективе, хотя юридически это не возбраняется. Можно считать, что эти сведения косвенно подтверждают нашу гипотезу о сохранении инстинктивных механизмов избежания инцеста, но они дают также направление для новых исследований поведения человека в этой области.
   Окончательное становление народонаселения как системы произошло с переходом к ранее-первобытной общине и с появлением человека современного типа. Социальные институты эпохи первобытно­родовой общины еще сохраняют внешнюю схожесть с некоторыми биологическими системами. С переходом уже к общине прото- крестьянской утрачивается даже сама видимость сходства биологического и социального управления демографическими процессами. Крестьянская община, основной единицей которой является патриархальная семья, была очень устойчивой и инертной формой, и потому долго сохранялась на периферии классовых обществ.