|
4. Октябрь 1917 г. (вопросы методологии)
Октябрьские события 1917 года стали событиями мирового значения, но историки еще долго будут спорить и расходиться в их оценках.
Октябрь 1917 оказался в центре острой идейной и политической борьбы, развернувшейся сейчас в нашей стране.
Большинство исследователей представляет Октябрь 1917 г. революцию* не только как важнейшее событие XX века, отражавшее вековые устремления человечества к свободе, демократии и социальной справедливости, но и как великую историческую драму народа, сотканную из противоречий, побед, поражений и трагедий, взлетов человеческого духа и его падений, теоретических озарений идеологов и вождей революции и их же грубейших ошибок и просчетов. Отвергнуто представление о «запрограммированности» революционного процесса на один победоносный исход и поставлен вопрос об альтернативности исторического процесса. В этой связи важна проблема предпосылок Октябрьский событий и здесь необходимо отказаться от двух стереотипов: старого - будто Октябрь в Петрограде революция победила благодаря зрелости, готовности нашей страны для социализма и нового - будто у нас не было никаких предпосылок для социалистической революции, кроме желания большевиков захватить власть для социалистического экспериментирования. Причем предпосылки Октября и предпосылки социализма намеренно не различаются в обоих вариантах. В то время, как еще Ленин утверждал, «в России социализм не может победить непосредственно и немедленно», и Октябрьский переворот произошел в мелкобуржуазной стране именно благодаря отсталости ее капитализма. В. этой связи необходимо в обобщающем плане остановиться на особенностях капиталистической эволюции России и их воздействии на развитие революционного процесса в 1917 году, так как подробно об этом уже говорилось в предыдущих параграфах.
1. Россия являла собой «запоздалый, вторичный, догоняющий» тип капиталистического развития, «второй эшелон» в цепи капиталистических государств, поэтому различные исторические эпохи оказались как бы спрессованными во времени.
2. Промышленный переворот произошел в России без аграрно-капиталистического, отсюда особая острота аграрного вопроса и узость внутреннего рынка. С целью быстрого развития промышленности и поддержки бездефицитного торгового баланса Россия активно экспортировала продовольствие (в основном зерно). Экспорт осуществлялся за счет недопотребления, а не переизбытка сельскохозяйственной продукции. Таким образом вырос род капитализма, вскормленный за счет крестьян, в результате прямого вмешательства государства, его протекционистской политики, широкого использования иностранных капиталов.
3. Этапы складывания крупного производства оказались смещены (сначала тяжелая, потом легкая промышленность). В результате деформировалось соотношение между экономическим и социальным развитием страны. Предпринятый в конце XIX - начале XX рывок (с 1861 по 1913 гг. объем промышленного производства вырос в 12 раз) усилил разлаженность хозяйства, углубился разрыв между укладами. Кстати, советские историки изменили взгляд на проблему многоукладности. Многоукладность не рассматривается теперь как особенность России и тем более как источник революции. Любая развивающаяся общественно-экономическая формация многоукладна. Важна органичность сочетания традиционных укладов с наиболее передовыми. Для России, наоборот, был характерен резкий разрыв и замкнутость укладов (сравнительно развитый промышленный и финансовый капитализм и чудовищная отсталость- аграрного сектора экономики).
4. Неравномерность развития капитализма по регионам и имперская национальная политика привели к остроте национального вопроса в России.
5. И наконец, Россию отличала социально-политическая система (существование классов-сословий и монархии, не завершившей трансформации в буржуазную), а также низкий общий культурно-образовательный уровень населения.
6. Слабыми в России оказались реформистские силы из-за неразвитости средних классов - основной социальной опоры реформ, закостенелости бюрократического аппарата и социального эгоизма власти. Реформы не носили системного характера не хватало кадров для их проведения.
Войдя в XX век, наша страна должна была резко ускорить капиталистическую модернизацию и в целях выживания в быстро меняющемся мире ликвидировать свое отставание от передовых стран Запада. Масштабность и острота исторических задач (необходимость решения аграрного, рабочего и национального вопросов, задач капиталистической индустриализации, повышения культурно-образовательного уровня, общей цивилизованности, демократизации общественно-политической жизни) и недееспособность правительства ввергли страну в кризис, усугубившийся с началом первой мировой войны.
Особый тип капиталистической эволюции России обусловил развертывание в стране разнородных по составу, целям, характеру движущих сил революции. Таким образом, «благодаря отсталости, которая двинула нас вперед», Россия вступила на путь революций, и этот процесс вытекал из общего хода мирового развития. В зарубежной историографии появилась тенденция рассматривать Октябрь 1917 г. революцию как составную часть революций периода первой мировой войны и как тип модернизации в отстающих странах, где отсутствуют возможности реформистского пути.
Следующей проблемой является вопрос, почему революционный процесс не остановился на буржуазно-демократическом этапе, а пошел дальше - к социалистическому? (И в связи с этим можно говорить о предпосылках Октября).
Точки зрения отечественных и зарубежных историков сводятся к следующему:
1. Февральская революция осталась только политической революцией, она не решила основных экономических, социальных, общедемократических и общенациональных задач (о мире, о земле, о ликвидации хозяйственной разрухи и голода, рабочий и национальный вопросы). Причем революционизирующим фактором было стремление крестьян получить землю. В зарубежной историографии Октябрьскую революцию в связи с этим называют «революцией крестьян по дороге с фронта домой».
2. Общенациональный кризис, охвативший страну в годы первой мировой войны, к осени 1917 года принял характер общенациональной катастрофы. Налицо были общая дезорганизация хозяйства, истощение мирных отраслей производства, нехватка сырья, продовольственный, топливный, финансовый кризисы. Обострились национальные проблемы: Финляндия и Польша требовали суверенитета, напряженными были ситуации на Украине и Кавказе. Все попытки Временного правительства решить насущные проблемы тонули в бюрократической рутине и бессилии власти противостоять хаосу. Тогда Временное правительство ежедневно принимало какие-то постановления о госзаказах, об усилении продразверстки, создании заградительных отрядов для борьбы с мешочниками, о монополии на хлеб и т. п. Но удержать страну с помощью этих мер не удавалось. К тому же Временное правительство не могло справиться с чудовищным ростом преступности. Летом 1917 года, насмотревшись на деятельность правительства. А. Блок писал: «Это царство беспорядка, сплетен, каверз, растерях. Я нисколько не удивлюсь, если народ, умный, спокойный, понимающий, начнет также спокойно и величаво вешать и грабить интеллигентов - для водворения порядка». Т.е. бессилие власти усугубилось ее политическим и моральным износом, об этом ярко свидетельствуют не только листовки, исходящие от левых партий, но и материалы газет осени 1917 года.
3. К этому необходимо добавить небывалую по глубине радикализацию масс. Стремительное крушение самодержавия привело к тому, что Россия внезапно «обвенчалась со свободой». Триумф победы рождал веру в неограниченные возможности революции («массам был нужен разительный шок инобытия»). Требования безотлагательного решения не только политических, но и социальных проблем стали испытанием для всех партий, претендовавших на руководство массами. А кадеты и умеренные социалисты по разным теоретическим и практическим причинам пошли по пути поддержки не народа, а Временного правительства, стремившегося ввести революцию в «спокойные берега». Только большевики поддержали лозунги масс.
Таким образом. Октябрь - это взрыв, который произошел в результате активизации разнородных социальных сил, недовольных последствиями Февраля. Причем среди этих сил необходимо учитывать и массу людей, далеких от радикализма, просто уставших от кризиса, боявшихся анархии и требовавших теперь твердой, дееспособной власти.
Почему же Временное правительство не смогло стать дееспособной властью, хотя в его состав входили умные, образованные, болеющие за судьбу России люди?
Существует несколько ответов на этот вопрос:
1. Масштабность и многомерность охватившего страну кризиса и анархии.
2. Невозможность, по убеждению правительства, решить аграрный вопрос без окончательного развала фронта, т.к. большинство армии составляли крестьяне. Решить же вопрос о мире правительство не могло, связанное союзническими обязательствами и, вероятно, тяжелыми условиями сепаратного мира, учитывая линию фронта в 1917 году.
3. Неспособность русского общества к сотрудничеству и компромиссам (отсутствие такового опыта). К моменту буржуазной революции традиционный носитель власти - русская буржуазия была недостаточно организована и не имела позитивного опыта участия в управлении государством (в работе 3-х Дум было больше либеральной риторики, чем реальных достижений представительной власти). К тому же внутри либерального течения существовал идейный раскол, отражавший разницу во взглядах на будущность России («ве- ховство», кружок Рябушинского и пр.). Но все эти взгляды не представляли программу мер по спасению страны, а лишь идею длительной эволюции России на парламентской основе. И в этом проявилась «хроническая болезнь нашего, национального развития - оторванность передовой интеллигенции от народа» (Н. Бердяев), т.к. большая часть интеллигенции не поняла неотложности требований народа. И только большевики пошли за радикализмом масс. Заметим, к слову, что в лице большевистского крыла социал-демократия обрела партию нового типа, поставившую своей целью борьбу за власть. Умеренные же социалисты, представители которых входили во Временное правительство, наоборот, признались во «властебоязни» из-за отсутствия четких программ переустройства России. Они взяли на себя неблагодарную роль «третьей силы», сдерживавшей правых и левых, но вели ее непоследовательно и неэнергично. Меньшевики и эсеры находились в состоянии идейного и организационного раскола с весны 1917 года. Налицо был разрыв между идеологией и политикой этих партий, их деятельность просто не соответствовала заданному народом темпу революционных преобразований. Правда, некоторые историки (О. Волобуев, Г. Иоффе) считают, что «демократия имела свой шанс» - буквально накануне Октябрьского переворота предпарламент принял решение о немедленном заключении мира. Не случайно Ленин торопил большевиков: «Завтра будет поздно!», т.е. произошло как бы наложение «организованной революции» на волну нарастающего возмущения народа против Временного правительства. Таким образом, пересмотрена альтернатива накануне Октября - не военная диктатура или большевизм (неудача корниловского мятежа, по мнению этих историков, надолго блокировала новую попытку решения вопроса о власти путем генеральского путча). Но существовало «противостояние демократии и революционизма». Большая роль в этой связи отводится радикализму в большевистской партии.
Вероятно, теперь уместно остановиться на краткой характеристике большевистской партии накануне Октября. От Февраля к Октябрю партия резко выросла количественно (с 80 тыс. в апреле до 400 тыс. в начале октября). Тонкий слой профессиональных революционеров пополнился рабочими от станка, военными - в основном бывшими крестьянами, а теперь солдатами, и унтер-офицерами. Интеллигентов и служащих было немного. Партия большевиков 1917 года - это партия молодых, со всем радикализмом и склонностью к простым решениям, которые свойственны молодым.
Недостаточно исследованным остается вопрос о социальной сущности большевизма. Этот вопрос существует в двояком виде: с одной стороны, он встает как вопрос о том, насколько можно выделять рабочих из всей совокупности общественных «низов», характеризовать их как носителей особого строя, идущего на смену капитализму, насколько можно также отделять большевиков от плебейской массы как целого, а большевистский вариант марксизма выделять из всей суммы идеологий, подверженных сильному влиянию социализма.
В более узком плане этот вопрос стоит как вопрос о том, в чем и как состав членов и руководящего ядра большевиков снизу доверху отличался по характеру представленных в его среде социальных групп, по характеру их мировоззрения, их идеологии, психологии и менталитета, по навыкам их общественного поведения. (М. Рейман, ФРГ)
Нового освещения заслуживает формирование руководства большевистской партии. Процесс этот шел демократическим путем. На Апрельской конференции и на VI съезде РСДРП(б) выбирались и возвратившиеся в страну эмигранты, и подпольщики, и выдвинувшиеся в ходе революции местные работники. Среди 31 члена и кандидата в члены ЦК самым «старым» был 47летний Ленин, а многим не было и тридцати.
С резким выделением большевиков из революционно-демократического лагеря (после разрыва их с меньшевиками и эсерами в Советах под влиянием ленинской платформы) к ним потянулись наиболее нетерпеливые, радикальные революционные представители российской социал-демократии, часть которых раньше входила в другие фракции. Это Л. Д. Троцкий, А.В. Луначарский, М.Н. Покровский, М.М. Урицкий, В.А. Антонов-Овсеенко, А.А. Иоффе, М.З. Лурье (Ю. Ларин), Ю.М. Нахамкис и др. Все они обрели свое место в руководстве партии, выдвинувшей самые радикальные и максималистские лозунги для решения запутанных вопросов, вставших перед революционной Россией. И наоборот, часть умеренных и осторожных «центристов» вышла в апреле из большевистской партии и присоединилась к меньшевикам. Это размежевание проявилось и в том, что наиболее радикальным оказался Петроградский комитет партии. Умеренностью взглядов и действий отличался Московский комитет, а ЦК испытывал влияние и тех, и других, и только авторитет, энергия и напористость Ленина склоняли большинство членов ЦК к радикальным решениям.
Важнейший вопрос в этой связи - пересмотр Лениным теории социалистической революции и принятие ее большевистской партией. Старые схемы 1905 года, рассчитанные на длительный период борьбы за победу буржуазно-демократической революции и последующее медленное перерастание ее в социалистическую, оказались устаревшими перед стремительными событиями Февральской революции. Но им следовали «старые большевики», считавшие буржуазно-демократическую революцию еще не законченной. В ходе острейших дискуссий Ленин пытался убедить большевиков в необходимости взять власть на себя для социалистического переворота, целью и средством которого станет мировая революция. В сентябре во время дискуссии, начатой ленинскими письмами о восстании, победили умеренные большевики. Они отвергли предложение о практической подготовке вооруженного восстания и искали компромисса с меньшевиками и эсерами, ожидая Учредительного собрания. Готовилась даже объединительная конференция и 28 местных организаций, к неудовольствию ЦК, в октябре оставались объединенными большвистско-меньшевистскими. К концу октября Ленин, проявив удивительную энергию и настойчивость и используя политическую обстановку, смог доказать необходимость вооруженного восстания и захвата власти. Сторонники реформистского пути в большевистской партии были побеждены, но продолжали отстаивать свою линию в ходе переговоров о создании «однородного социалистического министерства», начавшихся по ультиматуму Всероссийского Исполкома железнодорожников 26 октября. Эта проблема заслуживает особого внимания, т.к. с ней связан вопрос о возможности многопартийного правительства и о «третьем пути в революции». Значительная часть большевиков склонялась в пользу формирования общесоциалистического правительства «любой ценой», что привело к кризисному положению в большевистском руководстве, когда 4 ноября Л.Б. Каменев, Г.Е. Зиновьев, В.П. Милютин, А.И. Рыков и В.П. Ногин вышли из ЦК, а двое последних отказались и от постов в советском правительстве в ответ не решение ЦК прекратить переговоры с Викжелем. (Правда, меньше, чем через неделю они вернулись с покаянием). Ленин рассматривал эти переговоры только как «дипломатическое прикрытие военных действий», которые велись в это время с войсками Керенского-Краснова под Петроградом. Непременным условием коалиции с представителями социалистических партий Ленин считал принятие ими программы большевиков, т.к. необходимо было создать работоспособное правительство. В противном случае, по мнению Ленина, «в советскую телегу впрягались лебедь, рак и щука, и создавалось правительство, неспособное спеться, сдвинуться с места». И большинство членов ЦК требовало сохранения «контрольного пакета» в правительстве за большевиками.- Эта позиция имела объяснение: коалиция при правительственном большинстве из меньшевиков и эсеров меняла бы характер революции, превращая ее в социал-демократическую с переходом на парламентские рельсы. Это и был бы «третий путь». Но такая революция не оправдала себя в дооктябрьские месяцы, она не смогла удовлетворить народные массы, вызвала их крайнюю радикализацию. И опыт последующих месяцев показал, что эсеры и меньшевики, там где они оказывались у власти (в Сибири и на Урале), были не в состоянии отстаивать «третий путь» и капитулировали перед контрреволюцией. Главной причиной, по которой меньшевики и эсеры отказались от союза с большевиками, было различие во взглядах на перспективы революции, т.к. представители социалистических партий считали непременным условием «исключение социалистических экспериментов как во внутренней, так и во внешней политике, т.е. отказ от второй революции, диктатуры пролетариата и сепаратного мира». К этому добавляются и другие причины, сделавшие невозможной широкую коалицию социалистических сил: исключительная обостренность классового сознания и нараставшая радикализация масс, отталкивавшая правых лидеров; сложность, запутанность внешних и внутренних обстоятельств, придававших особую окраску политическим решениям. Сказались давние разногласия, осторожность меньшевиков и максимализм большевиков, твердость, с которой те осуществляли диктатуру. В результате социалисты-меньшевики и эсеры оказались в лагере контрреволюции, а это сделало гражданскую войну более длительной и ожесточенной.
Следующий вопрос - о поддержке большевиков большинством народа. Подавляющая его часть - а это мелкобуржуазная масса классической мелкобуржуазной страны - не была с большевиками ни весной, ни летом 1917 года. Большинство народа, поддерживая тогда блок партий меньшевиков и эсеров и союз этого блока с частью русской буржуазии, было «центристским» и оказывало поддержку коалиции всех партий и общественных организаций. Центризм - это выражение векового опыта большинства народа в любом обществе и государстве. Но в переломные моменты, когда взрывоопасными становятся настроения отчаяния и разочарованности в массах, они становятся способными к быстрой смене своих симпатий, особенно если правящие партии преступно медлят с решением назревших вопросов, затрагивающих интересы и судьбы многих десятков миллионов людей. И тогда выдвигаемые массами требования воспринимались большевиками и оформлялись ими в социалистические одежды, натянутые на политические действия, симпатичные массам, как- то: социализация земли, передача фабрик рабочим, требование демократического мира. Это охотно воспринималось определенными классами общества и играло роль организатора массовых действий. Большевики и социализм воспринимались ими как предпочтительный путь решения всех проблем.
С этой точки зрения можно говорить о значительном массовом признании законности Октября в первые послеоктябрьские месяцы (роль первых декретов советской власти).
В сероссийское У чредительное собрание и демократическая альтернатива
Идея альтернативности пронизывает всю историографию проблемы. Одни видели в Учредительном собрании - «прекрасного лебедя демократии», другие - «гадкого утенка отжившего свое буржуазного парламентаризма». Необходимо системное исследование проблемы, включающее связи Учредительного собрания с развитием российской государственности, социума, национального менталитета и т.п.
В настоящее время наметились следующие подходы к проблеме Учредительного собрания:
- Идея Учредительного собрания долго оставалась в России элитарной из-за глубокого разрыва в уровнях и типах политической культуры образованного интеллектуального слоя общества и толщи социальных низов.
- Неодинаково было в социальном разрезе и понимание задач Учредительного собрания. Для средних слоев его сверхзадачей было создание правового государства при непременно мирном реформистском преодолении кризиса в стране. Для маргинализированных и люмпенизированных слоев Учредительное собрание должно было удовлетворить, главным образом, социальные нужды, обычно понимаемые как простое уравнительное перераспределение жизненных благ. Став символом радикального обновления страны и преодоления ее исторической отсталости, при отсутствии программы деятельности, идея эта приобрела отвлеченный, полулегендарный характер.
- Авторитарная власть невольно служила распространению идеи: проводя либеральные реформы, она способствовала росту конституционных иллюзий, преследуя движение за Учредительное собрание, она усиливала его романтический ореол жертвенности.
- Своего апогея идея Учредительного собрания достигла после свержения самодержавия. Но юридический статус Учредительного собрания как «хозяина земли Русской», выработанный соглашением лидеров Петроградского Совета и Государственной думы в ночь на 2 марта с основным принципом «непредрешения» главных вопросов государственной жизни до Учредительного собрания, сделал Временное правительство и советские партии заложниками формулы «непредрешения». Они не могли распорядиться властью, не рискуя быть обвиненными в посягательстве на права Учредительного собрания. Так создавался вакуум власти.
Груз исторически задержавшихся реформ обрушивался на плечи Учредительного собрания, и каждый просроченный день катастрофически умножал это бремя, подрывая его шансы остановить сползание страны ко всеобщему кризису и гражданской войне.
- Левоэкстемистские силы формула «непредрешеиия» связывала лишь в той мере, в какой они признавали за Учредительным собранием окончательную санкцию своих действий.
В этой связи необходимо остановиться на проблемах - Советы и Учредительное собрание и отношение большевиков к Учредительному собранию.
Взаимоотношения Учредительного собрания и Советов составляли суть разногласий в демократической среде по вопросу о власти. Правые социалисты, сохранив до ноября 1917 г. общее руководство советской системой, пытались предотвратить их политическое соперничество, признавая что «Советы были прекрасной организацией для борьбы со старым режимом, но они совершенно не в состоянии взять на себя создание нового режима: нет специалистов, нет навыка и умения вести дела и, наконец, нет самой организации». (Известия ЦИК Советов», 12 октября 1917 г.).
Раздавались предостережения, что если ведомые большевиками Советы захватят власть в стране, то это будет конец Учредительного собрания. Оно станет ненужным, т.к. большевики вынуждены будут осуществить то, ради чего оно созывалось. Смысл опасений был не в боязни самих свершений, а в том, что они будут использованы для узурпации власти, т.к. многие меньшевики рассматривали власть Советов как средство «поставить и утвердить у власти революционное меньшинство».
Большевики вели в отношении Учредительного собрания тактику гибкой и осмотрительной импровизации.
Любопытно, что именно большевики в манифесте Бюро ЦК РСДРП/б/ первыми среди политических партий провозгласили необходимость его созыва, но Ленин и его ближайшие соратники уже с периода первой русской революции отводили Учредительному собранию ограниченную роль «оформителя» преобразований, проводимых массами и их органами власти. Правда, в начале октября 1917 года Ленин писал о возможности временного «комбинированного» типа государственного строя (Советы плюс Учредительное собрание). Вопрос же о практической взаимосвязи Учредительного собрания с Советами перед Октябрьским восстанием не ставился, но его суверенитет не отрицался. 27 октября СНК принял решение о созыве Учредительного собрания в назначенный срок, и все основные решения Второго съезда Советов принимались «впредь до созыва Учредительного собрания». Этим подчеркивался его приоритет.
Ведя усиленную предвыборную кампанию в Учредительное собрание, партия, естественно, должна была поставить практически вопрос о взаимоотношении Советов с Учредительным собранием, и в середине ноября было определено, что Учредительное собрание будет работать под непосредственным давлением Советов как органов, «более непосредственно и близко отражающих настроения масс». 21 ноября во ВЦИК был поставлен вопрос о предоставлении Советам права отзыва и перевыборов членов Учредительного собрания на время «великого преобразования России» и приводился пример Английской и Французской революций, где из парламента и конвента были исключены правые крылья.
Отстранение кадетов из Учредительного собрания признавалось «неизбежным этапом в развитии революции», а возглавляемые кадетами контрреволюционные выступления на Дону, Урале, Украине ускорили темп этого процесса. 28 ноября СНК одобрил предложенный Лениным декрет «Об аресте вождей гражданской войны», этим кадеты отстранялись от участия в Учредительном собрании. Обострение политической борьбы побуждало ЦК к еще более жестким установкам по отношению к Учредительному собранию. В этих условиях для партии важно было обеспечить един - ство взглядов на проблему Учредительного собрания, т.к. часть руководящих партийцев (Л.Б. Каменев, Н.И.Бухарин, А.И. Рыков, В.П. Ногин, В.П. Милютин) по-прежнему считали необходимым комбинировать Советы с Учредительным собранием и, более того, отводили им подчиненную роль. Они же добивались созыва партийного съезда для решения вопроса об Учредительном собрании. После острой дискуссии на заседании ЦК были одобрены написанные Лениным «Тезисы об Учредительном собрании», согласно которым ком - бинированный тип республики уже не мог осуществиться. Республика Советов мыслилась отныне единственной формой демократизма, «способной обеспечить переход к социализму». Таким образом, стратегия большевиков в отношении к Учредительному собранию связывалась, безусловно, с главным вопросом - о перспективе революции. И 5 января, в день открытия Учредительного собрания, большевики ультимативно потребовали от него признания решений II-го съезда Советов.
Но альтернатива Учредительного собрания оказалась невозможной для России не только из-за жесткой политики большевиков. В среде отечественных и зарубежных историков, для которых проблема Учредительного собрания являлась предметом исследования, преобладает мнение, что путь альтернативного развития в связи с Учредительным собранием был исключен. В доказательство приводятся следующие аргументы:
- слабость массового протеста и сопротивления депутатов разгону Учредительного собрания создают впечатление о его политическом самоубийстве. Поддержка народом Учредительного собрания основывалась скорее на популистских представлениях, чем на демократических идеалах (Л.Г. Протасов; М. Ферро);
- борьба двух демократий: цензовой, буржуазной, классического типа и народной, советской и отсутствие структур политического согласия не позволило решить кардинально проблему Учредительного собрания (П.В. Волобуев);
- отсутствие у большинства депутатов программы действий (была лишь идея созыва) обрекало Учредительное собрание стать неработающим органом (Н.Н. Смирнов);
- учредительное собрание упустило свой исторический шанс.
В истории европейских революций лишь те Учредительные собрания выполнили свою историческую роль, которые были созваны по завершении революционного периода и институции- ровали ту власть, которая уже опиралась на реально сложившееся соотношение сил в обществе (В.И. Миллер, П.В. Волобуев).
И наконец, проблема последствий Октябрьской революции и уроков Октября.
Октябрьская революция - событие, бесспорно, мирового значения. Ее современная оценка требует взвешенного научного анализа, свободного от политической конъюнктуры и эмоций момента. Между всеми тремя российскими революциями существовала глубокая связь. Важнейший урок всех революций: они происходят тогда, когда общество утрачивает надежду на эволюцию. Революция - это огромная цена только за возможность прогресса. «Ее оправдание, высшее и бесспорное в том, что она является единственным способом движения вперед там и тогда, где и когда упрямство командующих групп и классов пытается глухою стеною отстаивать мощное и неудержимое историческое движение» (В. М. Чернов). И что бы ни случилось потом, после неё, сама революция - всегда великая надежда, даже если она сдобрена иллюзиями.
Победа большевиков не была случайной. И она не была контрреволюционной реставрацией дореволюционного строя. В стране вследствие революции произошли колоссальные изменения. Их нельзя однозначно характеризовать знаками - плюс или минус. В основе сегодняшнего отрицания роли и значения революции 1917 года лежит идеализация революций как фактора поступательного развития общества. В действительности в октябре, как до этого в феврале 1917г., вновь сказались недостаточная развитость и недостаточная закрепленность в России экономических и социальных структур гражданского общества. Революция тем самым получила исключительно разрушительный размах, умноженный на последствия мировой, а затем и гражданской войн. В ее ходе был не только полностью разрушен уже подорванный традиционный строй, но и все здание нарождавшейся промышленной цивилизации, лежавшие в его основе отношения собственности, рынка, денежной системы организации, внутриотраслевой и межотраслевой кооперации и т.д. Уничтожены были имущие и образованные слои и классы общества. Утрата большей части прежних элитарных слоев означала громадные потери общественного опыта, культурного и научного потенциала, производственно-технических знаний.
В ходе революции была прервана преемственность модер- низационного процесса. В послереволюционном обществе пришлось на новой основе строить и возобновлять горизонтальные и вертикальные структуры, заново создавать весь механизм модернизации. Модернизационный процесс приобрел совершенно новый характер, базирующийся на монопольном положении государства и правящей партии. Советский общественный строй нельзя в этом смысле рассматривать как простой продукт социалистических представлений, он был в гораздо большей степени продуктом предшествующего исторического развития России, продуктом революции и тех общественных изменений, к которым она привела.
Один из важнейших уроков революции - «безгосударствен- ность» российской интеллигенции. Ее слабость в сфере государственного строительства сыграла в 1917 году далеко не последнюю роль. Уроком русской революции является признание теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития. Признание того, что внутренняя жизнь личности есть главная творческая сила для всякого общественного строительства. (Идеология же русской революционной интеллигенции развивалась на противоположном принципе - признании безусловного первенства общественных форм). Н. Бердяев, указывая на трагизм русской революции, вместе с тем подчеркивал, что революция в России могла быть только социалистической, хотя по духовному складу она могла быть только тоталитарной. «И, несмотря ни на что, - писал философ, -русская революция пробудила и расковала огромные силы русского народа. В этом ее главный смысл!»
Бесспорно влияние Октябрьской революции на мир не только в смысле революционизирующего фактора, но и преобразующего тоже. Ей суждено было стать тем «пьяным Илотом», который испугал капиталистическое общество и подвинул его к социальным реформам.
Новое в методологии исследования революций
В современной методологии исследования революционных эпох наметилась критика концепции модернизации, поскольку она выделяет закономерность в развитии общества, рассматривает как идеал западное капиталистическое, либерально-демократическое развитие и по сути является либеральным аналогом, зеркальным отражением марксистской схемы капиталистического развития. Обе теряют из вида активных субъектов истории -людей. В после - днее время в зарубежной и отечественной историографии активно развивается методология социальной истории, делается попытка проследить динамику конфликтов в каждой из социальных и политических групп и динамику их взаимоотношений, окрашенную этими конфликтами.
Российские историки при изучении истории революций пытаются в качестве основы рассматривать не классы я партии, а человеческую личность. В частности, делаются попытки изучения психологии и психопатологии людей революционной эпохи. Эта проблематика не нова для отечественного обществоведения. В начале века российские ученые, в частности, В. И. Вернадский, указывали, что событиями управляет психопатология толпы. В этой связи глубокого изучения требует проблема формирования психопатологических черт в сознании и поведении людей. Из современных ученых В.П. Булдаков отмечает, что «стихию насилия и буйство утопий уместно объяснить тем, что самодержавная идеократия, замыкающая на себя, а затем бюрократически выхолащивающая ценностные установки народа, навязывает России кризисный ритм развития», т.е. в качестве глубинной причины выделяется социальный эгоизм власти, который формирует конфронтационное восприятие мира, когда личные обиды и неустроенность в жизни проецируются на общественный строй, а общественные беды становятся личной болью. В конечном счете, рождается фанатичная вера в революцию (в «светлый путь» или «лютое отвращение к труду и жажда балагана пронизывают сознание и психику слишком многих людей» (О.В. Волобуев). Этому сопутствуют грабежи, пьянство, насилие, террор, в подтверждение тезиса «революция - это злобная реакция масс на дурную действительность».
Новым методологическим подходом является и попытка осмысления революций сквозь призму личного интереса, через представление о том, кому и что она реально дала и что отняла в экономическом, социальном, политическом, духовно-нравственном, мировоззренческом отношениях. При этом выделяется необходимость классификации личных интересов в отношении каждой революционной эпохи, установление их иерархии», реального содержания и вариантов противоборства. Учитывается и то, что число людей, которые заранее знают, что им нужно в революции, относительно невелико. Что же приводит в движение общество в целом? Острая неудовлетворенность своим положением, обстановка ожидания перемен, обстановка надежд и иллюзий о возможности быстрых, эффективных подвижек к лучшему. От того, как и по каким путям пойдут поиски движения к лучшему, какой эффект они дадут тем или иным социальным группам, зависят ход и результат революционного процесса. Всякая революция - это «езда в незнаемое». Ни одному идеологу и лидеру известных в истории революций не удавалось предугадать их истинных результатов.
В подходе к изучению проблемы личного интереса в революции выделяются определенные социально-психологические типы. Некоторые из них:
Убежденные революционеры. Их доминирующий личный интерес - воплощение доктрины в жизнь. На неизбежных поворотах истории наименее прагматичные из них, становятся пленниками идеи, её заложниками» Присущие их социальному поведению черты жертвенности способны перейти в фанатичное упорство в реализации идей, неразборчивость в средствах на пути к цели. Этим они часто обрекают себя на роль жертв уже в послереволюционную эпоху. С началом революции эта категория размывается за счет притока конъюнктурщиков и приспособленцев.
Убежденные защитники старого строя (контрреволюционеры). Во многом являют собой зеркальное отражение предыдущей категории. Не признавая компромиссов, идут в борьбе с революционерами до конца, к реставрации старых порядков.
Именно социальная энергия указанных двух социально-психологических типов вносит в общество наиболее мощные импульсы ожесточения при незначительной доле тех и других в составе населения. Вместе с тем, ориентация революционеров и контрреволюционеров на личные и социальные интересы переплетается со служением определенного рода ценностям и идеалам, что делает их натурами цельными в социально-психологическом и мировоззренческом планах.
Оборотни революционных эпох. Социальная активность их сравнима с активностью убежденных революционеров, но формы ее проявления другие. Главная их ценность и личный интерес -власть и многообразные ее атрибуты и привилегии. Наличие такой категории способных, хватких, приспосабливающихся политиков - одна из основ последующего перерождения революционной власти.
Не тождественной оборотням признается сплоченная на профессиональной основе категория специалистов, готовых работать при любом режиме, но не служить ему. Личный интерес специалиста - заниматься своим делом вне зависимости от изменений социально-политического строя, тем более когда социальные функции их профессионализма претерпевают мало изменений, даже если социальный статус их профессии меняется. Наличие в целом аполитичного слоя специалистов может стать при определенных условиях как фактором углубления революции, так и ее движения вспять.
Мученики, страстотерпцы революции. Своеобразная категория деятелей как революционного, так и контрреволюционного лагерей, они видят свою личную роль и доминирующий интерес не в борьбе за осуществление конкретных целей, а в нравственном очищении посредством личных страданий. Психология мученичества не только удел «избранных», она становится популярной в психологии неустойчивой части общества в целом.
Обыватель революционной эпохи - консервативная часть общества, поднятая революцией «со дна» своего повседневного состояния. В ходе революции обыватель нацелен не столько на приобретение новых социальных благ и выгод, от которых он, конечно, не будет отказываться, но на сохранение уже имеющихся и возвращение тех, которые были утеряны в процессе кризиса старого строя. Облик и социальное поведение обывателя - наиболее надежная визитная карточка революции, чем портрет её активного ядра. Если портрет революционера позволяет понять как, с чего и почему началась революция, то облик обывателя подскажет, чем она неизбежно закончится.
Еще один социально-психологический тип - среднеактивный субъект революционного процесса. Эта часть общества склонна к переменам и в принципе готова поддержать их. Это динамичный, но и наименее устойчивый участник событий. Он не чужд новаций, но болезненно реагирует на те из них, которые не дают ожидаемого эффекта и, тем более, хотя бы временно ухудшают его социальное и материальное положение. Составляет массовую базу революционного процесса на этапе подъема. Способен резко менять ориентацию, обречен колебаться между революционерами и обывателями.
Но живая, многоликая революционная действительность никогда не укладывается в рамки последующих ее научных воспроизведений, явления и люди поддаются типологизации с большой долей условности. Проблема альтернативности развития России после февраля не сопровождается оценкой шансов той или иной альтернативы путем системного анализа политики, экономики, социокультурной сферы, международного контекста. В качестве нового методологического подхода выделяется необходимость учитывать влияние долговременных, среднесрочных, краткосрочных факторов (структур, конъюнктур и ситуаций) (B.C. Дякин). В краткосрочных процессах альтернативы возникают очень часто, но ничего принципиально не меняют. Ничего принципиально не изменила бы победа Корнилова: при существовавшей расстановке политических сил она могла бы лишь отсрочить победу большевиков или приблизить её.
Это не альтернативы, а зигзаги исторического пути. Более серьезное значение имеют альтернативные варианты среднесрочных процессов. Такая альтернатива существовала, по мнению. B.C. Дякина, в 1906 году, когда власть упустила возможность соглашения с либералами на условиях последних. Но, с одной стороны, шансы на такое соглашение были ничтожны, а с другой - оно было бы слишком запоздалым. Реальными альтернативами меняющими ход исторического процесса, являются альтернативы долговременного развития, они возникают редко. В качестве долговременных факторов развития предлагается рассматривать соотношение религиозного и революционного сознания. Кризис религиозного сознания в конце XIX века признается явлением общеевропейским. В основе его позитивистская этика служения историческому прогрессу, пришедшая в Россию с Запада, как и марксизм. В России эта этика привела к формированию революционной морали интеллигенции, которая особенно ярко проявилась в поведении большевиков. В то же время кризис религиозного сознания широко затронул народные массы. Потеря религиозной этики способствовала принятию массой этики революционной.
Особое внимание уделяется оценке «человеческих» модер- низационных возможностей страны, которые признаются весьма ограниченными из-за слабости среднего класса, основной социальной опоры реформ.
Решающим условием успеха большевиков называется то, что крестьянство России, т. е. большинство населения страны, отказало в доверии капитализму, провозгласив своими лозунгами уничтожение частной собственности на землю, запрещение наемного труда, уравнительное землепользование. Либеральные предложения воспринимались крестьянами чисто ситуационно; в целом же они остались равнодушными и даже враждебными «барской» политике (Т.Г. Леонтьева, Ю.П. Бокарев). Столь же массовым было разочарование народных масс в буржуазной демократии и их крутой поворот к власти Советов. Российский национальный кризис 1914-1918 гг. наложился на общемировой кризис капитализма и европейской цивилизации, в т.ч. либеральной буржуазной демократии. Наиболее видимым его проявлением стала первая мировая война. Капиталистическая общественная система и цивилизация, казалось, потеряли право на легитимность. В этой связи происходит уточнение характера революции как антибуржуазного, но не социалистического (В.П. Булдаков), поскольку массы представления не имели о научном социализме. Октябрьская революция была по замыслу социалистической, по мечте о будущем, по мысли о направлении дальнейшего развития. Однако по реальным действиям она не была социалистической. И если были социалистические действия, то диктовались они скорее давлением масс, нежели доктриной (П.В. Волобуев, В.И. Миллер).
В условиях нарастания политической и социальной напряженности «начавшееся массовое движение нельзя было произвольно обуздать, остановить на полпути или повернуть вспять. Взбунтовавшимся массам, - отмечал Н.А. Бердяев, - нужно было дать лозунги, во имя которых эти массы согласились бы организоваться и дисциплинироваться, нужны были выражающие символы... Только большевизм оказался способным овладеть положением». В связи с этим В.П. Булдаков рассматривает большевизм не как большевистскую партию, а как «нечто большее, то, что по законам энергетики организует хаос движения масс».
В то же время именно подобные настроения, желание достичь всего в короткие сроки, создавали в дальнейшем условия для извращения социалистической идеи как по содержанию, так и по воплощению.
В целом же ответ на вопрос, почему в 1917 году симпатии масс оказались на стороне большевиков и левых эсеров, предлагается искать в комплексе факторов: отсутствие в стране широкого слоя средних собственников, ослабление консолидирующих начал - религиозного и монархического, рост деструктивных и центробежно-националистических тенденций, хрупкость созданного Февральской революцией демократического строя и др.
Октябрь 1917 г. революция рассматривается как революция народных низов, «плебейская» революция» (М. Рейман, ФРГ). Радикализм революции вытекал не из особой идейной и политической подготовленности, а из незавершенности буржуазно-демократических преобразований, из характера полицейского и бюрократического режима, ставившего препятствия на пути борьбы даже за повседневные требования, из трудности положения рабочих в отсталой стране, в которой развивающаяся промышленность разрушала традиционные структуры, не создавая возможности для многих людей найти свое место в новом строе общественных отношений.
Дискутируемой проблемой в историографии Октября остается структура революционного процесса. Распространенным является представление о ней как соединении, слиянии двух, по сути, самостоятельных революций - пролетарской и общекрестьянской. Её составляющей была и национально-освободительная борьба. Как революция периода мировой войны, она включала мощное антивоенное, антиимпериалистическое и демократическое движение. Оно охватывало не только солдат, но и большинство народа, уставшего от тягот войны, т. е. общепринятым является тезис о совокупности, сумме революций. Интересно определение Октября как комплекса революций в эпоху мировых войн (X. Вада, Япония). Встречается мнение о том, что крестьянская революция протекала отдельно и независимо от социальной революции городов и захвата власти большевиками, но именно крестьяне дали большевикам условную поддержку (О. Файджес, Великобритания). Противоположным является мнение о том, что пролетарский, крестьянский, национально-освободительный, антиимпериалистический и антивоенный потоки не были изолированными, взаимодействовали между собой, и здесь более подходит старая, идущая от «Краткого курса» формула потока революционного движения, которая теснее передает эту взаимосвязь (В .И. Миллер). Общим является представление о том, что исторические корни каждой из составляющих Октября революций разновременны, некоторые имеют докапиталистическую давность, в ней участвовали классы и социальные слои разных исторических эпох. Сплетение, соединение разных революций не только усиливало ее мощь и масштабность, но было и источником известной слабости, затрудняло решение задач той или иной революции. Сейчас, особенно на Западе, говорят вообще о II русской революции, прошедшей ряд этапов в 1917-1920 (1922) гг.
В числе исследовательских проблем, наметившихся в последнее время, народ и власть, революция и человек, революция быта и обыденность революции, отношение к собственности и деньгам, свобода и насилие, массовый террор и изменение отношения к смерти, маленький человек и лидеры, женщина в революционных и контрреволюционных социумах, специфика поведения этномаргиналов и бытовой национализм и пр.
Источники и литература
Анатомия революции, 1917 год в России: Массы, партии, власть. - СПб. 1994.
Архив русской революции, изданный И.К. Гессеном: В 22-х тт. - Репринт. издание. - М., 1991.
Большевистский переворот: Воспоминания Н. Авксентьева // Отечественная история. - 1992. - № 5.
Бордюгов Г.А., Козлов В.А. История и конъюнктура: Субъективные заметки об истории советского общества. - М., 1992.
Булдаков В.П. На повороте. 1917 год: Революции, партии, власть // История Отечества: Люди, идеи, решения. - М., 1991.
Волобуев П. Революция мчалась на всех парах // Родина. - 1992. - №4.
Волобуев О., Иоффе Г., Степанский А. Логика переворота. - Там же.
Воронков И.И. Французская «социология революции» и новейшая буржуазная историография Великого Октября // Вестник Московского университета. - Серия 8. - 1988. - № 1.
Журавлев В.В. Революция сквозь призму личного интереса // Отечественная история. - 1995. - № 4.
Деникин А..И. Очерки русской смуты. - М., 1991.
Из глубины. Сборник статей о русской революции. - М., 1990.
Измозик В. Оглянемся на историю. 1917 год // Наука и жизнь. -1991. - № 2.
История политических партий в России. - М., 1994.
Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 32, 34.
Лилина М. Минувшего проклятые вопросы о характере Октябрьской революции // Диалог. - 1993.
Мануйлов В.И. Был ли возможен другой социализм в России? // Общественные науки сегодня. - 1992. - N» 2.
Набоков В.Д. Временное правительство: Воспоминания. - М., .1991.
Новые документы о финансовых субсидиях большевикам в 1917 г. //
Отечественная история. - 1993. - № 2.
Октябрь 1917: Величайшее событие века или социальная катастрофа. - М., 1991.
Октябрьский переворот. Революция 1917 года глазами ее руководителей: Воспоминания русских политиков и комментарий западного историка. - М., 1991.
Первухина К.М. История Октября в англоязычной литературе // История СССР. - 1991. - № 3.
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году: Протоколы, стенограммы, отчеты... В 5-ти тт. - Л., 1991.
Пинегина Л. Л. К проблеме культурных предпосылок Великого Октября // Вопросы истории. - 1987. - № 11.
Политическая история Отечества (1861-1920). Хрестоматия для студентов гуманитарных факультетов. - М., 1991.
Поляков Ю.А. О возможности «третьего пути» // Коммунист. - 1990. - № 12.
Протасов Л. Хозяин земли русской: Об истор. роли УС // Родина. - 1993. - № 10.
Революция и человек: социально-психологический аспект: Научная конференция 28-30 ноября 1994 г. // Отечественная история. - 1995.- № 6.
Рейман М. Заметки по интерпретации 1917 года // Отечественная история. - 1994. - № 4/5.
Романовский Н.В., Левин Н.Б. Классы и партии в период Октябрьской революции // Вопросы истории. - 1990. - № 11.
Семенникова Л. И. Октябрь 1917. Что же произошло? // Свободная мысль. - 1992. - № 15.
Сироткин В. Г. О мировой революции и России, которую мы потеряли // Свободная мысль. - 1992. - № 15.
Солженицын А. Черты двух революций (О сходствах и различиях Великой Февральской революции и Великой Октябрьской революции 1917 г.) // Новый мир. - 1993. - № 12.
Старцев В. И. Партия большевиков в канун Октября // Коммунист. - 1990. - № 12.
Суханов Н.Н. Записки о революции. В 3-х тт. - М., 1991.
Церетели И.Г. Воспоминания о Февральской революции // От первого лица. - М., 1992.
Черменский Е.Д. Вторая российская революция. Февраль 1907 г. - М., 1986.
Шляпников А.Г. Канун семнадцатого года. Семнадцатый год. В 3-х тт. - М., 1991.
Щетинина Г. И. Идейная борьба русской интеллигенции. Конец XIX-начало XX в. - М.: Наука, 1995.
|
|