|
3. Дестабилизация авторитаризма и начало перехода к демократии
Истощение ресурсов жизнеспособности "ancient regime" и режимные дисфункции
Началу политического перехода может предшествовать достаточно длительный период ослабления ресурсов жизнеспособности прежней системы, ресурсов материально-силовых и духовно-психологических. Сформировавшийся и еще недавно справлявшийся со своими задачами режим оказывается больше не в состоянии удовлетворить важнейшие ожидания основных социальных групп. Эти ожидания — личная безопасность, прочность моральных устоев, приемлемый уровень материального благосостояния и др. — могут различаться от общества к обществу, но их неудовлетворенность непременно ведет к внутреннему подрыву устоев авторитарной власти. И хотя такая неудовлетворенность, как показал постсталинский опыт Советского Союза, необязательно сопровождается активизицией оппозиционных режиму движений, сужение базы активной поддержки чаще всего означает приближение опасного для режима времени.
Утрата легитимности режима представляет собой процесс, который может быть прослежен на двух уровнях — массовом и элитном. Для правящей элиты ослабление легитимности означает неспособность убедить массы в единственной правоте избранной ею стратегии развития и выработать такую идеологическую формулу, которая в основном отражала бы массовые потребности и установки. В условиях коммунистических систем эрозия идеологии и заложенного в ней потенциала массовой мобилизации являлась, вероятно, главным фактором разложения системы и ослабления ее легитимности, В СССР, например, этот процесс претерпел несколько этапов в своем развитии, и прежде чем равнодушие масс к "болтовне" режима стало доминирующим настроением, чистота марксистской идеологии была подорвана элитой — сначала Хрущевым, отказавшимся от принципа "классовых войн" и тем самым отвергнувшим террор, а затем Брежневым, реформировавшим идею партии как авангарда рабочего класса. Последнее же слово было сказано Горбачевым, выдвинувшим идею приоритета общечеловеческих интересов над классовыми. Эта идея окончательно похоронила претензии марксизма возродиться в качестве идеологии советского общества.
Снижение военной и экономической эффективности. Упадок легитимности режима отнюдь не единственное, что ведет к истощению имеющихся у него ресурсов жизнеспособности. Не меньшую, а нередко и большую роль играет здесь снижение эффективности действия экономических и силовых структур. Это тем более справедливо, что множество авторитарных режимов пользуется весьма ограниченной общественной поддержкой, обходясь без помощи четко артикулированной идеологии и опираясь преимущественно на силу. Это особенно характерно для военных режимов, само признание которых обществом нередко связано с их способностью отстоять национальные интересы в вооруженной борьбе с внешним врагом. Такого рода режимам крайне важно "держать порох сухим". Если предъявляемые ими претензии защитить нацию оказываются безосновательными, этого может быть достаточно для перехода власти к группировке, отстаивающей иную политическую программу. Наглядный пример — утрата власти аргентинской военной хунтой и греческими полковниками в результате понесенного ими военного поражения (17).
Другой важнейший показатель — неспособность режима удовлетворить экономические потребности общества. Один из примеров — падение правительства Салазара, которое стало естественным результатом голода в Эфиопии, разразившегося в начале 1970-х годов и унесшего миллионы жизней. Чаще всего переходы происходят на фоне экономического упадка, с негативными или близкими к негативным показателями роста и высокими темпами инфляции. Достаточно типичной, пишет Г. Биннендижк, является переходная ситуация, складывающаяся на втором или третьем году экономического спада, которому предшествовал устойчивый, сформировавший завышенные ожидания рост (18). Например, в Иране падению шаха в 1978 году предшествовало падение темпов роста ВНП вдвое, продолжавшееся с 1976 по 1978-й год. В Аргентине же демонтаж авторитарного режима стал результатом резкого подъема уровня инфляции — со 100 до 350 процентов в год. Напротив, если режимам удается поддерживать экономическую активность, их положение не безнадежно. Один из примеров — бюрократически-авторитарные режимы, отнюдь не обладающие идеологической легитимацией, но способные удерживать власть на протяжении достаточно длительного времени, В подобной ситуации относительная стабильность режима связана не столько с легитимностью его господства, сколько с отсутствием сформулированной политической альтернативы (19).
Конечно, дестабилизация режима является результатом воздействия не одного-двух, а целой группы факторов. Эрозия идеологии и разочарованность в экономической эффективности коммунистических режимов, справедливо писал К.Познанский, могут быть разделены теоретически, но в социальной реальности они взаимно усиливали друг друга (20), ведя к постепенной и неуклонной дезинтеграции системы. Снижение эффективности системы неизбежно подрывает ее легитимность, в свою очередь, ослабленная легитимность исключает возможность модернизации экономических оснований общества (21).
Наряду с основными — утратой легитимности и ослаблением военно-экономических ресурсов — факторами распада режима, нередко выделяют второстепенные, связанные не столько с действием объективных и трудно поддающихся контролю правящей группировки процессов, сколько со стратегическим выбором правящей элиты. В их числе могут называться такие, как выдвижение лидера с иными политическими ориентациями и программой, попытки насильственного подавления оппозиционных выступлений, провоцирование роста антирежимных настроений в армейской среде, действия, противоречащие принятым в обществе моральным устоям и традициям. Примером последнего может быть брак диктатора Гаити М. Дювалье с богатой мулаткой, приведший к резкому углублению социального расслоения в обществе. Подобным же образом углубилось социальное отчуждение религиозных масс иранского населения от шаха Пехлеви-младшего, предпринимавшего значительные усилия по разрушению социальнорелигиозных перегородок и вестернизации Ирана.
Постепенно утрата старым режимом духовно-психологических и материально-силовых ресурсов ведет к возникновению новых, пагубных для устойчивости режима, процессов. Активизируются оппозиционные правительству движения; из состава контрэлиты выдвигаются новые лидеры; большей свободой пользуется независимая журналистика, обнаруживающая и делающая достоянием общественности все больше фактов режимной коррупции и злоупотребления властью; реформистские, склонные к переменам силы внутри правящего блока приобретают новые возможности для укрепления своих позиций. Режим все больше утрачивает прежнюю определенность и целостность, становится все менее предсказуем в своих действиях. Каждое решение требует для своего принятия и реализации значительно большего времени, ибо внутри правящей группировки сталкиваются различные, подчас прямо противоположные суждения. Поведение режима определяется соотношением сил, а со времени ослабления имевшихся в его распоряжении ресурсов это соотношение нередко складывается равновесно — ни консерваторы, ни реформаторы не берут верх, однако при этом никто из них не чувствует себя достаточно уверенно для того, чтобы действовать иными, кроме убеждения "товарищей по партии" средствами.
Таким образом, к ослаблению режима ведет целая группа факторов. Заметим однако, что хотя последствия такого ослабления оказываются для авторитарных режимов сходными, стимулируя процессы их трансформации, последовательность и время протекания переходных процессов всегда уникальны. В значительной степени эта уникальность сопряжена с уникальностью стартовых условий перехода.
Различия в стартовых условиях перехода
Стартовые условия демократического перехода могут классифицироваться по различным основаниям, как, например, в зависимости от уже рассмотренных нами подверженности общества идеологической мотивации или работоспособности имеющихся в нем экономических и силовых структур. Важнейшая роль принадлежит культурным традициям, уровню развитости гражданского общества, наличию оппозиционных центров политической власти и пр. В этой связи показательны различия между бюрократически-авторитарными и однопартийными режимами. Первые, по-видимому, обладают большими шансами на успех, ибо здесь уже проявились независимые от государства экономические интересы, обладающие потенциалом политической самоорганизации.
Сравнительный анализ двух или более режимов обнаруживает имеющиеся между ними различия как долговременного свойства, так и те, что связаны с наличной расстановкой политических сил, присутствием в правящих структурах прагматически настроенных, способных договариваться и идти на компромиссы политиков. Аналитически значимы и более общие классификации стартовых условий перехода, создаваемые на основе анализа большого массива демократизирующихся режимов. Одна из таких классификаций разделяет имеющиеся переходные режимы на две основные группы — Юг и Восток, подразумевая под ними переходы от двух принципиально отличающихся типов авторитаризма, не-коммунистического и коммунистического. Первоначально возникнув как географическое на основе различия европейских режимов, это деление сегодня перешагнуло географические границы и приобрело четко выраженное концептуальное содержание. На сегодняшний день под Югом нередко подразумевают не только Испанию, Грецию, Португалию и другие страны Южной Европы, но и большую часть стран латиноамериканского континента. Что касается Востока, то сюда, помимо Восточной Европы, псе чаще относят группу государств, образовавшихся на обломках Советского Союза.
Концептуально различия в стартовых условиях переходов, осуществляющихся на Юге и на Востоке, сводятся к следующему.
Прежде всего, имеет значение природа сформировавшихся здесь авторитарных режимов. Принципиальное различие Востока и Юга является различием между коммунистически-тоталитарными и капи- талистически-авторитарными системами (22). Структурно это различие, при всех вариациях имевшихся на Юге и Востоке режимов, сохраняет свое значение — однопартийные диктатуры существовали и на Юге, однако система номенклатуры, монопольного сосредоточения экономической и политической власти в руках партийно-государственного аппарата, представляет собой существо власти, сложившейся в странах с коммунистическим правлением. Система власти, имевшаяся на Юге, была, по замечанию В. Бане, скорее олигополистической, чем монополистической, ибо у власти находилась коалиция политических групп с четко сформулированными и различающимися интересами (23).
Одним из важных проявлений различий в природе демократизирующихся авторитарных режимов является различие в социально-классовой, социально-профессиональной структуре обществ Востока и Юга. Несмотря на наличие "теневой экономики" в странах с коммунистическим правлением, система социально-экономических интересов была здесь значительно более аморфной и неопределенной, чем там, где частная собственность, различия в уровне доходов были легализованы, а правящий режим не стремился к тотальной централизации экономических решений. Аморфность социальной структуры создает немалые трудности на пути к демократизации режима. Одна из них — невозможность формирования в относительно короткие сроки многопартийного представительства экономических интересов, без которого политика будет находиться под влиянием иных, значительно менее управляемых и угрожающих стабильности сил. Рост национализма в странах Восточной Европы и бывшего Советского Союза может рассматриваться в этой связи как явление, неизбежное в условиях отсутствия сформулированных и организованных экономических интересов. По масштабу распространении и разрушительности последствий, ничего подобного на Юге не наблюдалось.
Гражданское общество существовало в коммунистических странах в очень урезанных формах. Точнее его было бы назвать "протогражданским" (24), ибо относительный плюрализм и различия интересов существовали скорее на уровне элитных, чем массовых групп. Причем, уровень осознания элитными группировками своих интересов был здесь значительно ниже, чем в странах Южной Европы и Латинской Америки. Это особенно легко прослеживается в сравнении уровня осознания своих интересов военными и финансово-экономическими группировками. В последние годы коммунистического правления экономические группы, руководители предприятий и отраслей производства нередко проявляли независимость от государства в принятии различных экономических решений, чего никак нельзя сказать о военных, всегда находившихся под плотной государственной опекой. Последующее развитие событий продемонстрировало, каковы могут быть последствия переходов, начинающихся со столь различных стартовых оснований.
На Юге главным агентом социально-экономических изменений становится национальная буржуазия, которая все более настойчиво вторгается и в политику. На Востоке, где национальная буржуазия отсутствовала, новым двигателем экономических преобразований становится бывшая партийно-хозяйственная номенклатура, обладающая для этого наиболее благоприятными возможностями.
На Юге военные были оттеснены от участия в государственном управлении в результате длительной арьергардной борьбы и переговоров с гражданскими группировками. На Востоке же военные начали осознавать свои интересы уже после начала демократического перехода и, по всей видимости, время их активной политической деятельности еще впереди.
На Юге главным агентом демократического перехода стали элитные группировки, сумевшие сделать переговоры основой в процессе поэтапной передачи власти. Напротив, на Востоке основой противостояния прежней правящей группировке стала массовая мобилизация, которая заставила прежний режим отказаться от власти, причем, в ряде случаев под угрозой (или даже в результате) ее насильственного свержения (25). Сами переговоры режима и оппозиции на Востоке оказались затруднены сравнительно слабым уровнем организации оппозиции, ее митинговым характером и отсутствием четко определенной структуры. Опыт показал, однако, что именно такая оппозиция, существующая скорее в виде движения, чем партии, особенно успешно справляется с задачей мобилизации масс (26).
Наконец, на Юге основные поставторитарные преобразования, по преимуществу, носят характер политических, в то время как на Востоке они затрагивают самые основы социального порядка — проблемы государственного устройства и национальной идентичности.
Наряду с природой прежнего режима и уровнем осознания своих интересов массовыми и элитными группировками следует выделить еще один фактор, существенно отличающий стартовые условия перехода на Юге и на Востоке. Этот фактор — характер взаимодействия режима с его внешним окружением. Принципиальная изоляция коммунистических режимов от остальной части мира и относительная интегрированность некоммунистически-авторитарных режимов в мировую экономику и структуры международной безопасности создают для них совершенно различные для демократического перехода стартовые условия. Коллапс советского рынка создал крайне неблагоприятную для стран Восточной Европы ситуацию, требующую срочной и дорогостоящей переориентации их экономики на экономику развитых стран Запада. Отсутствие же требующихся для успешного перехода структур международной безопасности, крайняя неорганизованность возникшего с окончанием "холодной войны" международного порядка диктуют посткоммунистическим странам необходимость вкладывать немалые средства в решение побочных для политического перехода задач.
Таковы лишь основные различия в стартовых условиях демократического перехода. Как мы уже заметили, не менее существенными могут быть и различия внутри самих коммунистически-тоталитарных (Восток) и капиталистически-авторитарных (Юг) режимов. Очевидно, например, что румынский коммунизм с его персонализацией власти и жесткостью практиковавшихся способов принуждения и мобилизации общества кардинально отличался от коммунизма в Венгрии с характерной для него терпимостью как по отношению к либеральной интеллигенции, так и росткам экономической независимости от государства. Развивать эту тему в рамках данной работы у нас нет возможности, хотя она, несомненно, нуждается в дополнительных разработках. Ведь различия в стартовых условиях перехода оказываются, как мы увидим далее, отчасти и различиями в его результатах.
|
|