|
3. Авторитарные режимы
Важность анализа авторитарных режимов обусловлена уже тем обстоятельством, что большая часть человечества до сих пор довольствуется именно этим типом политического устройства. Чем же привлекателен мир авторитаризма? Каковы его перспективы и основы стабильности? Что отличает и что объединяет между собой различные виды авторитарных политических устройств? К рассмотрению этих вопросов мы теперь обращаемся. Универсальные характеристики авторитаризма
Термин "авторитаризм", несмотря на его распространенность, не является строго определенным. В известной степени мир авторитаризма значительно более богат и разнообразен, чем мир демократии. Об этом свидетельствует опыт истории и современности. Ибо если демократические системы при всех имеющихся среди них различиях объединены между собой наличием процедуры конкурентных выборов, то авторитарные режимы не могут похвастать ничем таким, чтобы их принципиально объединяло. По справедливому наблюдению С. Хантингтона, единственное, что их объединяет, — это отсутствие свойственной демократиям процедуры выборов (33). В остальном они имеют между собой довольно мало общего. Тем не менее, выделение авторитарных режимов представляется нам методологически важным, ибо оно позволяет провести четкую границу между демократиями и не-демократиями, отделить друг от друга две принципиально отличающиеся политические вселенные. Очень часто авторитарные режимы определяют, как правление силой (34). Смысл такого правления заключается в концентрации власти в руках одного или нескольких лидеров, не уделяя первостепенного внимания достижению общественного согласия относительно легитимности их власти. Поэтому в своем чистом виде авторитаризм почти всегда может быть отождествлен с использованием инструментов принуждения и насилия. Армия, полиция, тюрьмы и концентрационные лагеря выступают для режима повседневными "аргументами" в доказательстве как неколебимости его устоев, так и обоснованности претензий на власть. В то же время было бы преувеличением сказать, что все авторитарные режимы отвечают этому определению. В реальной действительности такие режимы сплошь и рядом стремятся использовать дополнительные средства стабилизации, опираясь, по возможности, на традицию и харизму лидера. Более того, исторический опыт убеждает в том, что ценности традиций, религиозных и культурно-региональных оказываются в условиях авторитаризма достаточно сильны. Испания при Франко, Португалия при Салазаре, Аргентина при Пероне могут служить убедительным тому подтверждением. В этом смысле авторитаризм следует отличать от тоталитаризма, который является как бы продолжением тенденций, имеющихся в условиях авторитарного режима, — таким продолжением, которое порождает совершенно новое качество, новую разновидность политического режима со своими специфическими характеристиками, институтами, принципами стабилизации и осуществления власти (см. подробнее 3.4.). По сравнению с тоталитарным правлением, авторитаризм не свободен в отправлении своей власти. В обществе сохраняются институты, которые представляют для режима реальную угрозу: семья, род, церковь, социальный класс, городская и деревенская культура, социальные движения и ассоциации. Иными словами, в обществе сохраняется довольно мощный потенциал для формирования и деятельности оппозиционных политических групп. Поэтому оппозиция авторитаризму, как правило, существует, хотя и существенно отличается от оппозиций в условиях демократии. Что отличает оппозиции в условиях авторитаризма и демократии, так это уровень их терпимости к правящей политической группировке. Нетерпимость режима с необходимостью порождает адекватную реакцию со стороны оппозиции — ее главной целью и смыслом деятельности становится устранение режима с политической сцены. Естественно, что избираемые для этого средства далеко не всегда являются правовыми и часто вступают в конфликт с тем, что является официально признанным (35). Хорошей иллюстрацией различий трех режимов — демократии, авторитаризма и тоталитаризма — является часто использующаяся в сравнительной политологии шутка. Согласно этой шутке, в которой конечно же заключена немалая доля справедливости, политические системы Великобритании, Испании и Советского Союза в 50-е годы отличались следующим образом. В Великобритании разрешалось все, что не запрещалось (принцип правового государства), в Испании запрещалось все, что специально не разрешалось, а в Советском Союзе было запрещено все, включая и то, что официально считалось разрешенным. Если мы рассмотрим Великобританию, Испанию и СССР соответственно как примеры демократического, авторитарного и тоталитарного политического устройства, то перед нами возникнет достаточно емкое сопоставление основных особенностей трех типов режимов. Большую работу по такому сопоставлению и деталях проделал уже упоминавшийся нами Р. Макридис. Он проследил как и посредством каких механизмов различные режимы осуществляют свою власть в обществе (см. схему 14).
Схема 14. Различия и сходства авторитарных, тоталитарных и демократических режимов
Таким образом, можно выделить следующие, универсальные для авторитаризма характеристики. Все авторитарные режимы отличает: — стремление исключить политическую оппозицию (если таковая существует) из процесса артикуляции политических позиций и принятия решений; — стремление использовать силу в разрешении конфликтных ситуаций и отсутствие демократических механизмов контроля за осуществлением власти; — стремление поставить под свой контроль все потенциально оппозиционные общественные институты — семью, традиции, группы интересов, средства массовой информации и коммуникации и пр.; — относительно слабая укорененность власти в обществе и вытекающие отсюда желание и, одновременно, неспособность режима подчинить общество всеобъемлющему контролю; — перманентные, но чаще всего не слишком результативные поиски режимом новых источников власти (традиции и харизма лидера) и новой, способной сплотить элиту и общество идеологии; — относительная закрытость правящей элиты, которая сочетается с наличием внутри нее разногласий и борющихся за власть группировок. Все сказанное было рельефно отражено в определении авторитаризма, данном X. Линцом. Согласно этому определению, авторитарными являются "политические системы, для которых характерен ограниченный, хотя и не инициируемый сверху, политический плюрализм, отсутствие разработанной и ведущей идеологии при наличии однако определенного типа ментальности, отсутствие широкой и интенсивной политической мобилизации, исключая отдельные периоды развития. Это — системы, в условиях которых лидер или узкая группа осуществляют власть в нечетко определенных, но вполне предсказуемых границах" (36). Разновидности авторитаризма Такое широкое определение авторитаризма оставляет значительный простор для классификации авторитарных режимов. Сюда могут быть отнесены и известные в истории абсолютные монархии, и феодальные аристократии, и режимы бонапартистского типа, и военные диктатуры, и многие иные смешанные формы, с трудом поддающиеся определению. Однако исследователи современных авторитарных режимов чаще всего выделяют следующие три группы: однопартийные системы, военные режимы и режимы личной власти (37). Главный критерий такого разделения режимов — правящая группировка, ее основные характеристики и способы взаимодействия с обществом. Во всех трех случаях существует, по определению Хантингтона, устойчивое стремление свести к минимуму конкуренцию элит и массовое политическое участие. Единственное в этом ряду исключение — Южно-Африканский режим апартеида, представлявший собой расовую олигархию и исключавший из участия в политике более 70% населения, практикуя одновременно довольно широкую конкуренцию в рамках белого сообщества. К этим трем группам авторитарных режимов может быть добавлена еще одна — бюрократически-олигархические режимы. Власть в этих режимах осуществляется группой лиц, нередко представляющих интересы различных общественных слоев, однако в формулировании и принятии решений главная и безусловная роль принадлежит здесь государственной бюрократии.
1. Однопартийные системы. Термин "однопартийность" может использоваться, как отмечал Дж. Сартори, в трех случаях. Во-первых, применительно к ситуации, когда одна партия монополизирует политическую власть, не допуская существования никаких иных партий и политических организаций. Во-вторых, когда одна партия выступает в качестве гегемонистской, а все остальные, существуя, не имеют шансов конкурировать с ней на равной основе. В-третьих, возможна ситуация доминантной партии, когда одна и та же партия постоянно получает подавляющее большинство голосов в парламенте. В этой ситуации партии не только существуют как легитимные, но и, несмотря на свою недостаточную эффективность, имеют в политической борьбе равные стартовые условия (38). Третий образец выходит за рамки авторитарной политики, ибо в нем присутствует свободная и справедливая конкуренция — главное условие демократических систем. Следовательно, этот образец выходит и за рамки рассмотрения в данном разделе. Отметим лишь, что три приведенных образца однопартийности вполне могут переходить друг в друга: гегемонистская партия имеет шансы эволюционировать в доминантную, а доминантная — вырождаться в гегемонистскую и даже монополистическую. В большинстве случаев однопартийные системы либо устанавливаются в результате совершения революций, либо навязываются извне. Так было, например, со странами Восточной Европы, в которых однопартийные системы стали послевоенным результатом насаждения опыта СССР. Сюда же, помимо стран с коммунистическим режимом правления, могут быть отнесены Тайвань и Мексика. В таких системах партия монополизирует и концентрирует власть в своих руках, легитимизирует свое правление при помощи соответствующей идеологии, а сам доступ к власти непосредственно связывается с принадлежностью к партийной организации. Такого рода системы нередко достигают весьма высокого уровня институциализации, иногда (СССР, Германия) вплотную подходя к тоталитарной организации политической власти. Однопартийные системы могут существенно отличаться друг от друга. Это вполне объяснимо, ведь различия могут касаться степени централизации власти, возможностей идеологической мобилизации, взаимоотношений партии—государства и партии-общества и т.д. Несколько упрощая, такие различия можно свести к двум основным группам. 1. До какой степени успешно партия преодолевает конкуренцию со стороны других претендентов на политическую власть. Среди этих претендентов следует выделить лидеров, наделенных харизматическими качествами; традиционных акторов (прежде всего, церковь и монархия); бюрократических акторов (чиновничество); парламентских акторов (национальные ассамблеи и парламенты, местные органы власти); военных; отдельные социально-экономические группы (крестьяне, рабочие, управленцы, предприниматели, технократы и интеллектуалы) (39). 2. До какой степени партии успешно удается изолировать основные общественные слои от свободного участия в политике и мобилизовать эти слои на поддержку своей собственной власти. Исходя из этих двух признаков, М. Хагопиан разграничил следующие четыре вида однопартийных режимов: 1) доминантно-мобилизационные; 2) подчиненно-мобилизационные; 3) доминантно-плюралистические; 4) подчиненно-плюралистические (40). Доминантно-мобилизационные режимы очень близки к тоталитарным режимам и фактически смыкаются с ними. Конкуренция среди элит сведена здесь к минимуму, а мобилизация общества достигает весьма значительных масштабов. Противоположностью этим режимам выступают подчиненно-плюралистические однопартийные системы, которым оказывается не под силу ни существенно ограничить внутриэлитную конкуренцию, ни привлечь к поддержке своего правления основные слои общества. Советское общество в конце 30-х и на рубеже 70-х—80-х годов может служить удачной иллюстрацией эволюции режима из доминантно-мобилизационного в подчиненно-плюралистический. В промежутке между этими полюсами находятся подчиненно-мобилизационный и доминантно-плюралистический режимы. Примером второго может быть брежневский режим в первой стадии его функционирования, когда партии, в основном, удавалось сохранять контроль над другими элитными группировками, однако общество все меньше и меньше могло быть приведено в действие с помощью некогда безотказных идеологических формулировок. Что касается подчиненно-мобилизационных режимов, то большевистский режим на начальных этапах своей стабилизации, по-видимому, может быть рассмотрен как один из примеров такого рода режимов. Существовавшие различия между ленинской и сталинской концепциями партии никак не затрагивали массовые слои российского общества, поддерживающие формирующийся большевистский режим. 2. Военные режимы. В отличие от однопартийных, военные режимы чаще всего возникают в результате государственных переворотов против осуществляющих управление гражданских лиц. В политической науке пользуется известностью также наименование этих режимов как "преторианских" — термин, введённый С. Хантингтоном в его книге "Солдат и государство" (1957 г.). В задачи Преторианской Гвардии, существовавшей при императорах в последние дни Римской Империи, входила охрана их безопасности. Однако стратегическое положение преторианцев нередко вело их к действиям, прямо противоположным ожидаемым — убийствам императора и продажи его должности тому, кто предлагал наибольшую цену. В этой связи в политологии нередко используется и термин "преторианское общество”, означающий, что в обществе весьма высока вероятность военных переворотов как средства разрешения накопившихся политических противоречий. Дэвид Раппопорт выделяет четыре основных характеристики "преторианского общества": 1) Серьезный недостаток консенсуса в отношении основных функций и методов правления. Иначе говоря, в обществе отсутствуют правила игры среди политических акторов. 2) Борьба за власть и богатство принимает особенно острые и грубые формы. 3) Сверхбогатые меньшинства сталкиваются с огромными нищающими слоями общества почти так же, как это описано у Маркса при характеристике им завершающей ступени капитализма. 4) Существует низкий уровень институциализации политических и административных органов, ибо уровень легитимности власти крайне низок, а уровень нестабильности очень высок. Упадок общественной морали, коррупция и продажность приводят к дискредитации политической жизни и ее последующему прерыванию. У военных возникает сильный соблазн вмешаться, руководствуясь либо стремлением положить конец слабому и коррумпированному гражданскому режиму, либо жаждой получить большую по сравнению с имеющейся долю в управлении обществом и распределении общественного богатства (41). Формирующийся военный режим чаще всего осуществляет власть на доставшемся ему в наследство институциональном основании, управляя либо коллегиально (как хунта), либо периодически передавая главный правительственный пост по кругу высших генеральских чинов. Огромное количество практических примеров военного правления в Латинской Америке, Африке, Греции, Турции, Пакистане, Южной Корее и других странах, с одной стороны, уже позволило создать достаточно разработанную теорию взаимоотношений между военными и гражданскими лицами. Важнейшие составляющие этой теории — классификация военных переворотов (реформистские, консолидирующие, консервативные, вето-перевороты) и вызвавших их причин, анализ особенностей ментальности и этических ценностей военных (национализм, коллективизм, негативное отношение к политике, внутренняя дисциплина, пуританский образ жизни и пр.), отношение военных к модернизации и их потенциал в ее осуществлении (42). С другой стороны, многосторонний исторический опыт постоянно требует развития этой теории и внесения в лее дополнительных корректив. Новый в этом отношении регион потенциально "преторианских обществ" — бывший Советский Союз, где армия стремится ко все более активному участию в политической деятельности. Мы не можем позволить себе останавливаться на этом более подробно, хотя и затронем еще эту тему при обсуждении проблематики перехода от авторитаризма. 3. Режимы личной власти. За этой категорией также скрывается достаточно широкое разнообразие образцов осуществления политической власти. Их общей характеристикой является то, что главным источником авторитета выступает индивидуальный лидер и что власть и доступ к власти зависят от доступа к лидеру, близости к нему, зависимости от него. Нередко режимы личной власти вырождаются в то, что М. Вебер определял как султанистскис режимы, с характерными для них коррумпированностью, отношениями патронажа и непотизма. Португалия при Салазаре, Испания при Франко, Филиппины при Маркосе, Индия при Индире Ганди, Румыния при Чаушеску являются более или менее убедительными примерами режимов личной власти. Кроме того, существует целый ряд смешанных режимов, способных эволюционировать в режим личной власти, первоначально располагая иными источниками авторитета и осуществления власти. Переворот в Чили, осуществленный группой военных, впоследствие привел к установлению режима личной власти генерала А. Пиночета как в силу имевшихся у него личных качеств, так и продолжительности его пребывания в должности. Очевидный и напрашивающийся пример — режим Сталина, прошедший самые различные стадии эволюции, опиравшимся первоначально на популистские лозунги, затем на отлаженную партийную машину и, наконец, все в большей и большей степени — на харизму "вождя". 4. Бюрократически-олигархические режимы. Эти режимы часто рассматривают вместе с вопросом о военных режимах (43). Это вполне правомерно, ведь военные, как мы сказали выше, придя к власти, используют унаследованный ими государственный аппарат и политические институты. Тем не менее, в структурах лидерства могут существовать различия относительно того, кто именно — военные или государственные чиновники — обладают инициативой и последним словом в принятии жизненноважных политических решений. Эти различия и позволяют выделить бюрократически-олигархические режимы в отдельную группу. В бюрократически-олигархических режимах формальные полномочия чаще всего принадлежат парламентским органам, однако на практике и партии, и фракции парламента оказываются слишком слабы, чтобы конкурировать с мощным корпоративным блоком сил. Этот блок могут составлять представители официальных структур правления (Президент, глава Правительства, спикер Парламента и пр.); мощные группы интересов, представляющие, например, крупный финансовый капитал; руководители силовых ведомств и другие силы, которые заключают временный альянс и устанавливают корпоративные правила политической игры для обеспечения относительной стабильности в обществе и достижения ими взаимовыгодных целей. Как правило, такого рода режимы весьма нестабильны и устанавливаются в промежуточном для общества состоянии, когда прежний источник авторитета (всеобщие выборы) ослабевает, утрачивает силу скрепляющего общество обруча, а нового, способного прийти ему на смену способа общественной интеграции не возникает. Власть придержащие опасаются всеобщих выборов, идеологическая мотивация не имеет каких-либо перспектив в мобилизации общественной поддержки, поэтому режим удерживается у власти, используя подкуп потенциально могущественных соперников и постепенно открывая для них доступ к власти. Важнейшая характеристика бюрократически-олигархических режимов — корпоратизм, т.е. формирование и относительно успешное функционирование особого типа структур, связывающих общество с государством в обход политических партий и законодательных органов власти (44). Официально представляя перед государством частные интересы, такие структуры формально подчинены государству и отсекают все легитимные каналы доступа к государству для остальных членов общества и общественных организаций. Отличительными чертами корпоратизма становятся: а) особая роль государства в установлении и поддержании особого социально-экономического порядка, в основном, существенно отличающегося от принципов рыночной экономики; б) различной степени ограничения, накладываемые на функционирование либерально-демократических институтов и их роль в принятии политических решений; в) экономика в основном функционирует в опоре на частную собственность на средства производства и наемный труд; г) организации производителей получают особый промежуточный статус между государством и общественными акторами, выполняя не только функции представительства интересов, но и регулирования от имени государства (45). В той или иной степени эти характеристики корпоратизма проявляются во всех бюрократически-олигархических режимах. Один из наиболее характерных и весьма детально исследованных образцов данного вида режимов — бюрократический авторитаризм, описанный на примере Аргентины и ряда других стран Латиноамериканского континента аргентинским политологом Г. О'Доннеллом. Во многом описание О'Доннелла напоминает рассуждения другого известного исследователя Б. Мура, который выделял три принципиальные разновидности исторического движения к индустриальной цивилизации — западный путь (Англия, США), путь социализма (СССР, Китай) и путь фашизма или запоздалого и потому государственного капитализма (Германия, Италия, Япония) (46). Подобно Муру, О'Доннелл рассматривает потребность в ускоренном развитии капитализма как основную в укреплении политической роли государства. Государство в условиях бюрократического авторитаризма отстаивает интересы блока, состоящего из трех основных движущих сил, Это, прежде всего, национальная буржуазия, контролирующая крупнейшие и наиболее динамичные национальные компании. Затем, международный капитал (именно присутствие этого фактора существенно, по мнению О'Доннелла, отличает модель его бюрократического авторитаризма от разработанной Муром модели фашизма), который тесно связан с национальным капиталом и во многом составляет движущее начало экономического развития дайной страны. Такое взаимодействие национального и интернационального капитала привело, в частности, к формированию дополнительного количества дочерних компаний мультинациональных корпораций. Высокая степень нестабильности, острые политические конфликты, "коммунистическая угроза", периодически возникающие экономические кризисы побудили этот блок опереться еще на одну важнейшую силу, способную предотвратить возможную социальную дезинтеграцию — на армию. Отстаивая интересы этого блока сил, государство оказывается наделенным рядом близких фашистскому характеристик — высокой степенью авторитарности и бюрократизма, а также активным вмешательством в ход экономических процессов. Эта роль государства укрепляется тем явственнее, чем очевиднее становится необходимость защищать интересы национального капитала от возросших притязаний капитала международного. Государство все больше и больше выступает как патрон национальной буржуазии. "Государство, которое мы имеем ввиду, — пишет О'Доннелл, — не является традиционно авторитарным типом, когда оно возвышается над политически инертным населением; оно также не является популистским, взывающим, хотя и под определенным контролем, к оживлению народного сектора... Бюрократический авторитаризм представляет собой систему политического и экономического вытеснения народного сектора... что достигается уничтожением канала политического доступа к государству для народного сектора и его союзников, захватом и контролем организационной базы их деятельности" (47). Такой образец существовал в ряде стран Латинской Америки, пока не развился и обнаружил свои претензии на участие в политической деятельности тот самый народный сектор, рост которого тщательно контролировался государством, пока не диверсифицировались интересы национальной буржуазии, которые более не могли быть разрешены в рамках авторитарного режима. Другой, гораздо более спорный пример — едва нарождающийся бюрократически-олигархический режим в пост коммунистической России и ряде других государств, возникших на территории бывшего Советского Союза. О формировании в России такого, близкого к авторитаризму режима исследователи писали уже в 1991 —1993 гг. (48), а к 1994—1995 году количество публикаций, указывающих как на стабилизацию постсоветского режима, так и на возникновение в российской политике устойчиво-авторитарных тенденций (49), значительно возросло. Этот режим еще только формируется и пока что трудно с уверенностью предсказать его дальнейшую эволюцию. Элементы демократического устройства пока причудливо совмещаются здесь с характеристиками только что описанного бюрократического авторитаризма, прежнего однопартийного режима и даже автократии (как например, в октябре—декабре 1993 г., когда вся полнота власти оказалась сосредоточенной в руках Президента). Появляются в нем и элементы корпоратизма (50). Только время поможет ответить на вопрос о действительной природе этого режима и потенциале его устойчивости. Проблема институциализации авторитарных режимов Еще одно существенное отличие авторитаризма от демократии и тоталитаризма — слабость политической институциализации. Как и тоталитаризм, авторитаризм — дитя незаконнорожденное. Более того, если тоталитаризм появляется на свет в результате революции, т.е. при поддержке массовых слоев населения, то происхождение авторитаризма значительно более сомнительно. Легитимность его власти весьма относительна. В случае военных переворотов главным источником власти выступает опора на силовые структуры. Режимы личной власти также весьма уязвимы, ибо, во-первых, свита лидера не обладает его авторитетом, во-вторых, харизма при всей мощи се мобилизационных способностей явление недолговечное и в случаях с тоталитарными режимами сочетается с другими механизмами социального контроля, прежде всего, с партийной машиной. Еще менее стабильны бюрократические режимы, которые не обладают чаще всего ни легитимностью, ни эффективностью. Источником их относительной стабильности, как правило, является отсутствие жизнеспособной оппозиции. Единственное исключение из этого ряда — однопартийные системы, опирающиеся в своем функционировании на достаточно отлаженные механизмы. Однако и здесь, если мы ведем речь об авторитаризме, правящая партия не способна выработать и внедрить в общественные структуры столь важную для закрепления ее власти идеологию, равно как и мобилизовать общество на успешное решение экономических задач. Тоталитаризм в этом отношении гораздо более последователен, устойчив и надежен для власть придержащих. Однако путь от авторитаризма к тоталитаризму долог и тернист — редкие из авторитарных режимов могут пройти его до конца. Кроме того, даже в тех случаях, когда тоталитаризм установлен и функционален, а его политические институты производят впечатление сильных и эффективных, власть не может успокаиваться в поисках все новых и новых способов своей стабилизации и убеждения общества в се единственной законности и справедливости. Тоталитаризм, как показывает опыт, отнюдь не бессмертен и со временем теряет опоры своей устойчивости, вырождаясь в режим, чьи институты дряхлеют и который начинает все более напоминать авторитаризм. В этой связи имеет смысл выделить два типа авторитарных режимов — предтоталитарные и посттоталитарные. Конечно, теоретически нельзя исключать возможности их взаимотранс- формации. Режим, возникший исторически как посттоталитарный, при соответствующих условиях может изыскать идеологическую и материально-силовую основу для нового прыжка в утопию. Однако шансы для такого прыжка у посттоталитарных режимов несравненно менее значительны.
Предтоталитарные режимы возникают на свет в результате углубления противоречий, особенно характерных для раннего капитализма. Функционирование представительных учреждений нарушается, и власть оказывается в руках лиц, опирающихся в своих действиях на силу, и авторитет которых не подкреплен процедурой всеобщих выборов. Два основных агента авторитаризма — бюрократия и военные — не справляются с решением проблем институциализации, ибо исторически им отведены в обществе совсем иные функции. Институциализация или связь государства, политической системы с обществом осуществляется совсем иными агентами — партиями и представительными учреждениями. Однако именно эти учреждения и преследуются авторитаризмом из опасения подрыва его и без того не слишком надежных устоев. Несколько иначе обстоит дело в условиях посттоталитарных режимов. Перед этими режимами не встает проблема формирования новых институтов, которые бы качественно отличались от их предшественника. Посттоталитарные режимы всячески подчеркивают свою преемственность и близость с давшими им рождение тоталитарными режимами. Однако проблема институциализации существует здесь в не менее, а порой в еще более острой форме, ибо все, на чем держался прежний режим, либо вообще отказывается функционировать, либо функционирует плохо, неохотно, выставляя наружу пороки режима и делая их посмешищем. В известном смысле, постто- талитарный режим является, по сравнению с тоталитарным, режимом лицемерия. Не обладая источниками доверия тоталитаризма, посттоталитаризм пытается насколько это возможно использовать авторитет своего гигантского собрата-предшественника, спрятаться за его спиной, либо декларируя в основном те же самые цели и намерения, либо лишь поверхностно модернизируя их. Однако результаты такого лицедейства, как правило, весьма плачевны.
Наиболее характерный пример посттоталитаризма — политический режим, возникший в СССР после смерти Сталина. Мы не хотели бы здесь вдаваться в обсуждение всех тех аргументов, которые нередко приводятся исследователями в доказательство (или в опровержение) новой природы режима, возникшего с уходом в мир иной "вождя всех времен и народов". Но если важнейшей характеристикой авторитаризма полагать появление в нем условий для функционирования различных центров власти, если допустить возникновение в условиях пост- сталинского режима различных элитных группировок и групп интересов, то с этой точки зрения режим придется признать скорее авторитарным, нежели тоталитарным по своей природе (51). Различия элит и наличие групп интересов не было институциализировано этим режимом, однако и прежние институты в их ослабленном, одряхлевшем виде предоставляли немалые возможности для артикуляции и постепенной консолидации новой структуры интересов. Политические институты сталинизма, приспособленные к нуждам харизматического вождя, в новых, послесталинских условиях наполнились качественно иным, нереволюционным содержанием. Они функционировали скорее по традиции, да и сам авторитет Генерального Секретаря и партии воспринимался скорее как традиционный, чем как харизматический. Идеология эволюционировала в ослабленный миф, выборы из места демонстрации массового ликования в поддержку режима превратились в посмешище. Источник власти режима утратил первоначальную ясность, определенность очертаний, приобретя взамен угрожающую самой власти множественность. Институты авторитаризма таким образом представляют собой, в зависимости от обстоятельств, удивительную и не слишком функциональную смесь институтов традиционных, демократических и тоталитарных, Именно эта множественность оснований власти подрывает се устои, воспроизводя имеющиеся для этой власти угрозы и порождая новые. Факторы ослабления стабильности авторитаризма Таким образом, любой авторитаризм внутренне противоречив, трудно предсказуем и потенциально нестабилен. Как правило, условия, позволяющие ему удержаться у власти, не столько политические, сколько социальные и экономические. Политически, как мы уже сказали, у авторитаризма чаще всего нет ни стабильного источника власти, ни надежной опоры в виде массового движения. Более того, авторитаризм нередко приживается и существует в условиях сегментированного общества, в котором ни одна из конкурирующих политических группировок не имеет шансов всерьез поколебать шансы правящей элиты. В то же время социально, как например, в случае с брежневским режимом, авторитаризм имеет хорошие шансы для выживания. Демократия имеет тенденцию к стабилизации лишь в относительно благоприятных социально-экономических условиях, устойчивого роста валового внутреннего продукта и доходов населения. Тоталитаризм, как правило, также демонстрировал значительные и притом достигнутые в рекордно короткие сроки экономические достижения. Яркий пример — двадцатипроцентные темпы роста советской экономики в 30-е годы. Начало конца тоталитарных режимов во многом и связано с их недостаточной социально-экономической эффективностью. Если же в экономическом фундаменте происходят заметные изменения к худшему, то под угрозой распада оказываются как тоталитарная, так и демократическая формы правления. В этом распаде социально-экономических тканей и кроется, на наш взгляд, главная причина возникновения авторитарных режимов. Если по приходе к власти этим режимам не удастся изменить положение к лучшему, то скорее всего их постигнет участь предшественников. Суммируя сказанное, можно сформулировать, по меньшей мере, пять основных факторов ослабления авторитарных режимов, пять основных дилемм, с которыми эти режимы вынуждены сталкиваться в повседневной деятельности. Во-первых, это социально-экономическая нестабильность, нередко связанная с ослаблением стимулов экономической активности и разочарованием масс в политике и политических деятелях. Во-вторых, это дилемма легитимности авторитаризма, связанная с отсутствием четко выраженного источника власти, авторитет которого не может быть поставлен общественным большинством под сомнение. Режим может быть по своей природе военным, бюрократическим, партийным или персонифицированным, однако чаще всего эта власть армии, партии, бюрократии или спиты вождя оказывается недостаточной для мобилизации общественной поддержки и организации общественного консенсуса. В-третьих, с этим же связана и идеологическая импотенция авторитарных режимов. В-четвертых, авторитаризмы постоянно встают перед дилеммой конкуренции элит, явления в общем неизбежного в подавляющем большинстве обществ, но постоянно вызывающего у правящей группировки раздражение и новые трудности. Выбор, который возникает в этой связи перед авторитарным режимом — это выбор между инсти- туциализацией конкуренции элит или ее окончательным подавлением. Первый путь — огромный и практически необратимый шаг в сторону демократии, второй путь — к тоталитаризму. Наконец, в-пятых, существует и дилемма участия, без решения которой никакой авторитарный режим не может считать решившим фундаментальную задачу обеспечения социальной и политической стабильности. Проблема здесь может быть кратко сформулирована следующим образом. Отсекая себя от массового политического участия, режим тем самым изолирует себя от общества и раньше или позднее окончательно повисает "в воздухе". Однако подключая к политике массовые слои населения, позволяя свободные или даже сначала не слишком свободные всеобщие выборы, режим делает еще более существенный по направлению к демократии шаг. Однажды решившись на это, режим должен будет примириться с тем, что в дальнейшем процедура выборов имеет шансы превратиться в неотъемлемую характеристику политического процесса. Таковы основные угрозы, подрывающие стабильность авторитарного режима и создающие раньше или позднее ситуацию политического перехода.
|
|