|
2.3. Церковная политика первого христианского императора
Церковная политика Константина Великого выразилась не только в предоставлении христианству привилегированного положения в государстве по сравнению с другими культами, но и в серьезном влиянии на внутренние дела церкви. Первый опыт церковно-государственных отношений во многом определил их дальнейшую историю и, как следствие, приобрел особую актуальность для церковной историографии.
Впервые Константин принял участие во внутрицерковном споре в связи с расколом донатистов, возникшим в Северной Африке в начале IV в. Донатисты несколько раз обращались к императору с апелляциями на соборные постановления. Константин сначала ограничился тем, что отдал распоряжения о созыве соборов в 313 и 314 гг., полагая спор внутрицерковным делом. Но когда он стал угрожать гражданскому миру, император был вынужден поступить решительнее и в 316 г. приговорил донатистских епископов к изгнанию. В 321 г. этот приговор был отменен, донатистам была предоставлена религиозная свобода, которой они пользовались до самой смерти Константина. Вмешательство императора в этот церковный спор историки объясняли разными обстоятельствами. Как правило, вина за первый прецедент участия государственной власти во внутрицерковном деле возлагалась на лидеров донатистов, император считался «вынужденным посредником и судьей». В начале XX в. эта точка зрения была пересмотрена. А.А. Спасский, Н.Ф. Чернявский, А.В. Карташев видели в «деле донатистов» закономерное выражение главных принципов государственной политики Константина Великого, который подобно большинству политических умов древности был убежден, что политическое единство неотделимо от единства религиозного. Отсюда благосостояние церкви, ее единство и прочие церковные вопросы получали в глазах императора государственную важность и составляли предмет «самых тщательных забот». С самого начала он расценивал возникавшие в церкви «раздоры и разделения» с государственной точки зрения как бедствия политического характера, ослабляющие устои самого государства.
Тем же стремлением императора сохранить «духовный мир церковного единства» было вызвано его вмешательство в арианский спор на Востоке. Сначала Константин недооценил догматическое значение этого спора, и потому организованные им переговоры в 323-324 гг. ни к чему не привели. Но, во всяком случае, на этот раз он сам вмешался в церковное дело, без всякой предварительной апелляции, отправив сначала «увещевательные» послания спорящим епископам - Арию и Александру и доверив примирительную миссию Осию Кордовскому, которого историки называют «придворным епископом в наиболее благородном значении этого слова». В итоге чисто догматический спор получил исключительный общегосударственный резонанс именно благодаря сопровождавшим его политическим обстоятельствам. В истории арианского спора роль Константина Великого рассматривалась историками в связи со следующими событиями:
- созыв и проведение Первого Вселенского собора;
- исполнение карательных санкций собора в отношении еретиков;
- изменение политики императора по отношению к арианам в последние годы царствования.
Идею и инициативу созыва Первого Вселенского собора историки чаще всего относили на счет церкви, где практика соборной деятельности на протяжении III - начала IV вв. стала уже традиционной. Но и для императора собор как инструмент внутрицерковного управления был хорошо знаком по делу донатистов. Принципиально нова была идея именно Вселенского собора, не имевшего исторического прецедента. Однако она, по словам А.А. Спасского, «навязывалась императору сама собой, при одном взгляде на положение дел Востока»: во-первых, восточные церкви не могли сами справиться с ситуацией («голоса были подобраны, пути к примирению отрезаны»); во-вторых, существовал ряд других церковных вопросов, которые требовали общего решения (празднование Пасхи, принятие в церковь падших, мелитианский раскол и др.).
А.В. Карташев подчеркивал, что идея Вселенского собора совершенно естественно могла зародиться именно «в голове политика масштаба Константина». Если представители церкви, в частности Осий Кордовский, мыслили собор средством «всеимперского» объединения епископата, то Константин перешагивал границы даже имперского кругозора, присоединяя к церкви все ее «колонии». Тем самым он попадал в плоскость «имперски-колониального» измерения, прочувствовав реализацию своего «вселенского» («кафолического») служения. Историк находил вполне закономерным, что именно римский император осознал эту идею «всеобщности, вселенскости, всемирности» человеческой истории. Она и есть заложенная Константином в основу перерождаемой империи новая, христианская по сути, «религиозная душа».
В организации и проведении Первого Вселенского собора Константин принял самое деятельное участие. Все административно-организационные мероприятия и денежные расходы были отнесены на счет казны, император лично присутствовал на главных заседаниях собора. В день, когда было назначено «исследование веры», он произнес приветственную речь, тон которой, по словам В.В. Болотова, «слишком высокий для человека, который был, с христианской точки зрения, не более как оглашенный». Но главное - именно вмешательство императора в ход богословских споров оказало решающее влияние на их итог.
А.П. Лебедев в этой связи подчеркивал: «Слава церкви ничего не теряет от того, что термин «единосущный» на соборе первым произносит именно император, мирянин и не крещенный». По свидетельству Афанасия Александрийского, решающее влияние на императора оказал Осий Кордовский. Представители православной партии правильно рассчитали, что только император своим авторитетом сможет умерить споры и повлиять на колеблющееся большинство. Благодаря этому ходу термин был принят без возражений большинством участников собора и внесен в Символ веры, церковно-историческое значение которого заключалось в полном ниспровержении арианства.
Несмотря на то, что состояние источников по истории Первого Вселенского собора «оставляет желать лучшего», его деятельность давно и основательно изучена церковными историками. Плодами деятельности Первого Вселенского собора являются Символ веры, 20 канонов и соборное постановление. Собор, как известно, завершился осуждением арианства и низложением главных приверженцев Ария. Император со своей стороны сделал распоряжение о ссылке упорных ариан, приказал сжигать их сочинения под угрозою смертной казни тому, кто попытается скрыть их.
Деятельность Константина Великого по организации и проведению Вселенского собора в глазах православных историков и канонистов имела основополагающее значение для последующей практики церковно-государственных отношений. Таким примером Константин «даровал право и своим преемникам созывать соборы для решения церковных вопросов, и церковь беспрекословно признала за ними это право: во весь период Вселенских соборов императоры созывают соборы, сами присутствуют на них...». Кроме того, соборные решения по примеру
Первого Вселенского собора, будучи догматически важными и канонически обязательными сами по себе, получают утверждение императоров, для того «чтобы лучше провести их в жизнь народа, побудить верующих к их принятию не только авторитетом церкви, но и государства... Утверждение соборных постановлений государственной властью даровало им силу государственных законов и этим предохраняло церковь от бесполезных волнении».
На торжествах по поводу 20-летия царствования, которое праздновалось вскоре после окончания Первого Вселенского собора, Константин произнес речь, в которой определил свой статус в отношении церкви: «Вы епископы внутренних дел церкви, а меня можно назвать поставленным от Бога епископом дел внешних». Эта формулировка была расценена церковноисторической традицией как образец, данный Константином последующим христианским императорам. В.В. Болотов комментировал «епископат» Константина в самом широком смысле: как попечение императора о наставлении подданных на путь спасения, включая их гражданские права и религиозные отношения. Как «епископ внешних дел», император ограничивает языческий культ, заботится о распространении христианства, созывает соборы и принимает в них участие. Ф.А. Курганов подчеркивал, что Константин, таким образом, хотел очертить круг своих полномочий в отношении церкви: епископам принадлежат права и обязанности, касающиеся определения вероучения и управления церковью, а император, принимая определения церкви как данное, должен заботиться об их внешнем приложении в жизнь своих подданных.
Оценки итогов Первого Вселенского собора среди историков всегда были неоднозначны. С одной стороны, отмечался позитивный результат: соборное осуждение арианства означало догматическую победу над ним; административные санкции существенно ослабили арианскую партию; церковный мир был на некоторое время восстановлен. Но в то же время церковный мир оказался непрочным и вскоре обернулся несколькими десятилетиями смуты. Непоследовательность Константина в делах с еретиками (как в деле донатистов, так и в связи с арианством) буквально бросалась в глаза.
Еще древние церковные историки задавались вопросом: почему Константин, много сил положивший во имя успеха Никейского собора, почитавший его лучшим свои делом, в конце своего правления стал покровительствовать реакции. Сократ и Созомен указывали на ряд событий, повлиявших на изменение религиозного настроения Константина: мятеж Лициния, казнь сына Криспа и жены Фавсты, открытие мощей якобы св. Лукиана, считавшегося покровителем ариан, и деятельность св. Елены по учреждению его культа. Все это могло расположить Константина думать, что в арианском споре он ошибся. Кроме того, при дворе появились лица, усилившие это настроение, среди которых наибольшее влияние на императора имела его сестра Констанция. Все эти обстоятельства, по традиционной версии, привели к изменению образа мыслей императора, и он стал «почти покровителем арианства». Такое объяснение причин антиникей- ской реакции долгое время воспроизводилось историками как единственное, зафиксированное источниками.
Некоторые исследователи (Ф.А. Курганов, Т.В. Барсов) стремились извлечь из древней версии наиболее реалистическое зерно, объясняя перемены в политике Константина влиянием партии Евсевия Кесарийского. А.В. Карташев напрямую связывал поворот политики Константина в поддержку толкования «Никейской веры» с влиянием Евсевия Кесарийского как человека высокообразованного, обладавшего церковным авторитетом на Востоке и являвшегося выразителем «восточного большинства». В.В. Болотов и Ф.А. Курганов указывали на усилившееся влияние арианской партии как при дворе, так и на местах после возвращения ее лидеров из ссылки с 328 г.
Наиболее обстоятельное выяснение причин антиникейской реакции представлено в монографии А.А. Спасского, который исходил из практически противоположного тезиса: в истории посленикейского движения не реакция идет вслед за «расположениями» двора, а, напротив, двор и его политика приспосабливаются к настроениям церковного большинства, считаясь с ними и уступая им. Источники антиникейской реакции, по Спасскому, лежит в «общих настроениях и тенденциях эпохи»: церковных, культурно-исторических и политических условиях времени, когда был опубликован Никейский Символ.
Во-первых, Никейский собор в своем Символе пошел дальше, чем позволял «богословский кругозор» большинства консервативно настроенных епископов Востока. В неприятии термина «единосущие», не имевшего аналогов в Св. Писании, проявилось не арианствующее, а консервативное церковное настроение Востока. Во-вторых, большую часть населения империи в начале IV в. составляла «полуязыческая полухристианская публика», для которой смысл никейских определений был непонятен, а основная арианская идея единого высшего существа сближала его с современной языческой философией. Арианство было выражением духа времени - его религиозного легкомыслия, пониженных нравственно-практических требований и «привычного способа богословствования».
Только третьим элементом, оказавшим существенную поддержку антиникейской борьбе, Спасский называл константинопольский двор и его религиозную политику. Причем обращалось внимание на тот факт, что возвращение арианских епископов из ссылки, по свидетельству тех же древних церковных историков, не было связано с влиянием Евсевия Кесарийского.
Сократ и Созомен дают понять, что истинными виновниками возвращения сосланных ариан были не царь и его духовник, а некоторые восточные епископы. Общение Константина с восточными епископами побудило его взглянуть на результаты Никейского собора другими глазами и увидеть, что на Востоке они идут вразрез с настроениями церковного большинства. Как благоразумный политик, он не стал внешними мерами поддерживать авторитет Никейского собора - по настоянию епископов возвратил из ссылки и восстановил в прежних правах ариан. Вместе с тем Спасский подчеркивал, что до конца своего правления Константин сохранил уважение к Никейскому собору и его деятелям, и этим существенно ограничивалось давление на него общественного мнения.
В целом, освещая деятельность императора в постникей- ский период, историки применяли к ней оценки разной степени строгости, но, как правило, оправдывали церковно-политической обстановкой на Востоке. В.В. Болотов подчеркивал, что во время арианских споров Константин продолжал действовать не более как «епископ внешних дел», выражая мнение церковного большинства и утверждая постановления соборов. Поэтому и ссылку Афанасия нельзя ставить в вину императору, так как он действовал сообразно тем же принципам, которыми руководствовался в борьбе с арианами.
Вместе с тем было очевидно, что, подписав указ о ссылке Афанасия перед своей смертью в 336 г., Константин дал официальное преобладание арианству, способствовавшее усилению смуты, продолжавшейся и при его преемниках. Показателен и тот факт, что уже в законе 326 г. «против еретиков» ариане не упоминаются.
Для последнего поколения церковных историков характерно объяснение антиникейской реакции как следствия излишнего давления государственной власти на церковь. Христианский Восток, в силу особенностей религиозного мышления и характера соборности, не мог принять того способа решения догматического вопроса, который совершился в Никее по западному образцу: сначала богословский приказ, а потом его усвоение. Отсюда произошел известный церковно-исторический парадокс: догматическая победа над арианством, одержанная на Никейском соборе, опередила собой победу историческую, прошло более полувека, прежде чем на Втором Вселенском соборе было отмечено и историческое торжество над арианством.
Таким образом, историки, как правило, оправдывали действия Константина в постникейский период соображениями государственной необходимости или влиянием придворных епископов. Но в том случае, если исследователь в целом отрицательно относился к религиозно-политической деятельности Константина, то в фактах церковной истории после Первого Вселенского собора ему представлялось широкое поле для критики. Не случайно в данной связи фактов историки, критиковавшие церковную политику Константина, ставили ему в вину крещение накануне смерти, принятое от Евсевия Никомидийского, лидера антиникейского движения на Востоке.
Основательное опровержение такого комментария крещения Константина представил А.П. Лебедев. Во-первых, Константин отлагал крещение, желая получить его в водах Иордана, «где крестился сам Спаситель», о чем сообщает Евсевий. Во-вторых, христианское представление о том, что крещением снимаются все грехи, в древней церкви привело к распространению практики, когда многие отлагали крещение до самой старости или даже смерти. Происходило это, по словам Лебедева, «из опасения как бы содеянными по крещении грехами не затворить себе вход в небесное царствие». Вероятно, так рассуждал и Константин. В-третьих, он мог держаться мысли о несовместимости царской власти и христианской святости. Наконец, в-четвертых, относительно места крещения, а также его обстоятельств Лебедев обратил внимание на буквальное содержание свидетельства Евсевия, в котором говорится, что Константин крестился от «собора епископов», что не обязательно предполагает председательство на нем епископа Никомидийского. Но даже если собор возглавлял Евсевий Никомидийский, «православная честь царя от этого нимало не страдает», так как Евсевий был возвращен на кафедру после изъявления согласия с никейским исповеданием. Значит, принимая от него крещение, Константин был уверен в его православии. В любом случае данный факт не помешал Восточно-православной церкви причислить Константина к лику святых. Для церковных историков это было авторитетным определением исторических заслуг первого христианского императора.
Важнейшим делом Константина стало основание новой столицы христианской империи. Невозможность преобразовать Рим, живую столицу языческой империи, в столицу христианского государства побудила перенести ее в незначительную доселе Византию. По словам Ф.И. Успенского, «своевременным перенесением столицы мира в Константинополь он в одно и то же время и спас древнюю культуру, и создал благоприятную обстановку для распространения христианства». Не меньшее значение имел тот факт, что местоположение столицы определило эллинистический характер новой империи, «положило начало господству Востока над Западом, эллинизма над романизмом... Христианизированный восточный эллинизм лег в основание византийской культуры при Константине Великом и стал главным началом, из которого развилась стройная система византинизма» .
Таким образом, два главных деяния Константина - создание религиозно-политических оснований христианской империи и перемещение ее столицы на эллинистический Восток создали предпосылки для тысячелетней истории Византии - исторического оплота восточно-православного христианства.
|
|