|
8. Русский консерватизм второй половины XIX в.
Тема, которой посвящен этот параграф, поистине необъятна. Можно довольно уверенно сказать, что серьезных, объективных, свободных от конъюнктуры исследований не так много. В дореволюционной историографии преобладала, как правило, апологетическая или крайне негативная точка зрения, причем консерваторы подвергались ожесточенной критике как со стороны либералов, так и со стороны революционеров всех мастей. Критиковались не только политические деятели, придерживающиеся консервативных взглядов, но и многие философы и писатели, ведь в России именно в философии и литературе за неимением парламента зачастую происходили ожесточенные баталии о том, «куда идти» и «что делать». Примечательно, но клеймо «консерватор» получали даже те мыслители, которые, будучи противниками деспотии и «дикого самовластия», выступали против безоглядного поклонения Европе, фетишизации ее властных и общественных институтов.
Упорное нежелание самодержцев поступиться властью, постоянные попытки «окорнать» (по выражению В. О. Ключевского) те или иные реформы, предопределило негативные оценки консерватизма как направления общественной мысли, призванного защищать властные институты.
В советской историографии в основном поднимались проблемы социальных катастроф и истории «угнетенных» классов, поэтому и консерватизм рассматривался как идеология правящих классов, чуждая «всему передовому человечеству». Между тем, в русской зарубежной исторической и философской мысли в 20-30-х гг. появился ряд весьма глубоких и значительных работ: Н. А. Бердяева, С. Л. Франка и других на эту тему. В период 70-80-х гг. в СССР был опубликован ряд интересных исследований, посвященных изучению жизни и деятельности видных идеологов, консерватизма, это работы П. А. Зайончаковского, В. А. Твардовской, Ю. Б. Соловьева, В. Г. Чернухи и др.
В последнее время обострился интерес к консерватизму: о его сущности ведутся широкие дискуссии, под ним понимают образ мышления, стиль поведения, его трактуют как социальнополитический и идеологический процесс.
Общественную мысль в России второй половины XIX века очень сложно определенно классифицировать. Зачастую взгляды и теории того или иного философа, публициста были поли- фоничны и многоаспектны, поэтому и сегодня исследователи не пришли к единой точке зрения по многим проблемам общественной и политической мысли. Дискутируется, в частности, и проблема отечественного консерватизма - что такое русский консерватизм, каковы его особенности и истоки, кого можно назвать представителями этого направления общественно-политической и философской мысли.
Под консерватизмом традиционно понимается направление в политике, стремящееся к сохранению существующего государственного и общественного порядка, ему приписывается борьба с демократическими силами, с грядущими реформами. Таким образом, консерватизм трактуется с помощью негативных определений, выступая как антитеза программе изменений вообще. Этот подход обусловлен тем, что консерватизм в целом отождествляется лишь с одной, притом наиболее примитивной его модификацией - эгоистическим консерватизмом (или корпоративным), который выражается в реакционности наиболее косных слоев, борющихся прежде всего за свое благосостояние и привилегии. Между тем, консерватизм - явление сложное и неоднозначное.
Что же такое консерватизм? Консерватизм - одно «из вечных религиозных и онтологических начал человеческого общества». Консерватизм «поддерживает связь времен..., соединяет будущее с прошлым», это направление политико-философской мысли, призванное сохранить и приумножить материальные и духовные ценности человечества, нации, человека от гибели во времени. Такое определение включает в себя и стремление защитить свои богатства и положение отдельными социальными слоями, и тип политики с соответствующими ему идеологическими и организационными структурами, и философское, куль - турологическое отношение к миру, обществу. Основная задача кон - серватизма - уравновесить радикальные тенденции, направленные на стремительные, революционные изменения общества и человека, поэтому он органичен, необходим, без него немыслимо общество, ведь «исключительное господство революционных начал истребляет прошлое, уничтожает не только тленное в нем, но и вечное, ценное», - заключает Н. А. Бердяев. К сожалению, наша Родина в полной мере испытала на себе это разрушительное влияние революционных начал, что произошло в силу многих, глубоких причин и по вине русского консерватизма в том числе.
Идеология по своей сути должна сформулировать некую идею, исходя из определенной системы ценностей данного общества, которая бы объединила все общество для достижения какого-либо сверхличного идеала. Представляется, что консерватизм второй половины XIX века этого сделать не смог: старая, сформулированная министром просвещения С. С. Уваровым «триада»: Православие, Самодержавие, Народность - не имела достойной замены. Попытки предпринимались (К. П. Победоносцев, К. Н. Леонтьев), но стройной, законченной, а самое главное всеобъемлющей, приспособленной к бурному экономическому развитию России, системы взглядов, увы, не было создано.
Каковы же истоки русского консерватизма второй половины XIX века? Россия в пореформенные времена стремительно шла по пути капитализма, страна быстро менялась, старый образ жизни и порочные порядки николаевского царствования уходили в прошлое, теряли былую экономическую силу и монопольную политическую власть дворяне... Действительно, в 45 губерниях за 40 лет (с 1862 по 1902 гг.) поместное землевладение сократилось на 40%, причем самыми активными покупателями к началу XX века выступали крестьяне. На смену Раневским приходят Лопахины, идет процесс «оскудения» старого поместного дворянства, так ярко описанный в русской литературе. А после земской и городской реформ все большую роль в местном управлении стали играть «купцы... и целый ряд эксплуататоров-хищников» (т.е. кулаков - А.С.). Центр общественной жизни постепенно перемещается из дворянских усадеб в дома «дельцов». Вот что об этом пишет один из корреспондентов «Юридической летописи» в 1890 г.: «Делец - кулак, иногда дворянин, (как правило, тот, кто успешно капитализирует свое хозяйство - А.С.), большей частью купец или разбогатевший крестьянин, является хозяином положения, он воротило на земских выборах, он источник кредита для крестьян, забирающий их этим путем в лапы на законном основании; его дом - место приятного отдыха для чинов полиции и других». Все эти процессы породили ощущение «гибели красоты», наиболее ярко описанное великим философом К. Н. Леонтьевым: общество после реформ теряет старые ориентиры, «духовно разлагается» (как метко заметил протоиерей С. Булгаков), а четких новых оно не приобрело, поэтому есть ощущение близкой гибели. Для человека, воспитывавшегося в одну эпоху и волею внешних обстоятельств попавшего в другую, эта новая кажется концом света, моментом гибели, разрушения всех святынь и традиций. Эти настроения, подкрепленные еще и потерей политической власти и экономического благосостояния, становятся серьезным самостоятельным фактором общественного сознания, иногда даже направляя его. В политике они приводят к непримиримой, яростной борьбе со всем новым, попыткам восстановить былую стройность и красоту, что и было предпринято в царствование Александра III и выражалось в так называемых контрреформах. В противовес новым, ставшими реальностью западным ценностям и путям развития, ведется поиск самобытных российских форм, нещадно критикуется Запад с его порядками, институтами власти, образом «среднего европейца» и возвеличиваются русские традиции и образ правления. В этом и следует искать истоки и особенности консерватизма второй половины XIX века.
Перед консервативной мыслью тогда стояли разнообразные проблемы: это и попытки самоиндентификации, поиск самобытных, особенных черт и традиций России, отличающих ее от стран западной цивилизации, что пытался сделать Н. Я. Данилевский в своем фундаментальном труде «Россия и Европа», создание некой объединяющей национальной идеи в условиях быстро меняющейся страны, чему посвятили свою жизнь столь разные философы и государственные деятели, публицисты, как К. П. Победоносцев, М. Н. Катков, Л. А. Тихомиров. Стремились консерваторы и всячески дискредитировать ценности западного мира, постепенно приникавшие в Россию (К. Н. Леонтьев и его знаменитая работа «Средний Европеец как идеал и орудие всемирного разрушения», а также публицистика М. Н. Каткова и «Московский сборник» К. П. Победоносцева были направлены на это), и конечно же обоснование внутриполитического курса Александра III, в рамках которого предпринимались попытки восстановить утраченные дворянами привилегии (это практическая деятельность министра внутренних дел Д. А. Толстого и автора нашумевшей работы «Современное состояние России и сословный вопрос» (А. Д. Пазухина).
Важнейшей особенностью этого периода в истории русского консерватизма было время, когда уникальность, единственность, универсальность монархии в России были поставлены под сомнение. В России все явственнее чувствовалась необходимость введения конституционных начал, ограничения самодержавия, «довершения Великих реформ» Александра II - создания народовластного органа. Поэтому-то отечественные консерваторы и действовали очень активно, пытаясь защитить неограниченную монархию, обосновать ее как единственно возможную форму власти в России. И если русские либералы многое брали у западных «братьев», подчеркивая европейское лидерство в промышленной и военной сфере, то консерваторы не могли довольствоваться идеями западных консерваторов, хотя также были сторонниками сильной военной промышленно-развитой страны, ратуя за создание новых заводов, железных дорог, укрепление финансовой системы. Недаром К. П. Победоносцев не раз обращает внимание Александра III на необходимость стабилизации рубля, на недопущение «игр на берлинской бирже», ведь Россия ежегодно теряет до 1,5 млн. руб. из-за «ловкой эксплуатации нашей простоты». Способствует он и знаменитому промышленнику и финансисту, строителю железных дорог и банкиру С. С. Полякову, хлопоча о его просьбах у императора, в частности, поддерживая идеи Полякова, он просит Александра III оказать помощь в строительстве железных дорог на Восток (Турции, Персии, Болгарии), «ведь владеть железными дорогами на Востоке - это владеть страною, значит и эти страны могли бы быть в наших руках», а эти по сути империалистические меры как нельзя лучше укрепляют Россию «внутренне и внешне»(!)
Но, стремясь взять у Запада экономические новшества, промышленные технологии, пытаясь соответствовать в военной сфере, консерваторы стеной вставали на пути западных конституционных веяний, проникавших в страну.
Виднейшим консерватором, государственным деятелем, учителем и воспитателем Александра III и Николая II был Обер- Прокурор Святейшего Синода (с 1880 по 1905 гг.) К. П. Победоносцев (1827-1907). По своему происхождению (дед - священник, отец - профессор русской словесности Московского университета) он не принадлежал к высшим классам империи, его деятельность - пример бескорыстного служения идее, России и трону. Он получил хорошее образование (Училище правоведения), в начале своей карьеры занимал кафедру гражданского права в Московском университете, был известен своими трудами по истории права. В 1859 году его статью о графе В. Н. Панине (министре юстиции) А. И. Герцен поместил в своем «Колоколе», в ней ученый критикует всю систему судопроизводства в России, требуя гласности в суде, считая, что она поможет вылечить болезни русской бюрократии. Требование гласности в 1859 году и «стеклянный взор колдуна» в конце XIX в. (А. А. Блок) - как произошло это перерождение из либералов в консерваторы? Думается, что в этом ответе кроется еще одна особенность русского консерватизма второй половины XIX века. Конечно, «радикализм» проходит с возрастом, особенно если человек достиг успехов в карьере (а К. П. Победоносцев из обычного профессора превратился в главу Русской Православной церкви, члена Государственного Совета), многому учит опыт, но и внешние события сильнейшим образом меняют взгляды. Представляется, что таким событием для К. П. Победоносцева, как и для многих мыслящих людей того времени, был выстрел Д. Каракозова в апреле 1866 г. Впервые русский (не поляк) стрелял в русского царя! Этот выстрел заставил задуматься многих людей о сути реформ, об их целесообразности, о последствиях; террор народовольцев, трагедия 1 марта 1881 года лишь усилили и подтвердили опасения. Парижская коммуна 1870/71, (и, конечно, воспоминания о терроре якобинцев), известные скандалы о подкупе в европейских парламентах, а самое главное, появление нигилистов, «бесов» в России, их деятельность, лозунги, борьба за коренной передел всех устоев общества, отвращали от западных идей, заставляли мыслителей выступать против дальнейших преобразований. Примечательно, что такие метаморфозы произошли не только с К. П. Победоносцевым; знаменитый писатель и публицист, видный западник В. П. Боткин (1811-1869) отошел от пропаганды парламентского строя и перешел на консервативно-монархические позиции после 1866 года, то же произошло с М. Н. Катковым, впоследствии Л. А. Тихомиров (1850-1923), автор письма «Народной воли» к Александру III, также стал виднейшим консерватором, автором «энциклопедии монархизма» - фундаментального труда «Монархическая государственность». Таких примеров множество - ужасы террора и революций стали предостережением для многих. У консерваторов появился и сильный аргумент: реформы, «сочиненные по западному образцу», привели к гибели императора 1 марта 1881 г., а «учреждение новой говорильни» (парламента - А. С.) грозит гибелью всей стране. Именно это и заявил К. П. Победоносцев на знаменитом заседании 8 марта 1881 г., где решался вопрос о «конституции» М. Т. Лорис-Мели- кова, доводы учителя для Александра III были неоспоримы, и проект не был принят, что дало повод многим либералам и умеренным консерваторам впоследствии обвинять неуступчивого Победоносцева во всех бедах и несчастиях России, в падении монархии и гибели Николая II.
Одной из самых знаменитых работ К. П. Победоносцева стал «Московский сборник». Само название не случайно, работа должна была стать своеобразным продолжением славянофильского издания 1852 года, подчеркнуть приязнь автора к тихой патриархальной Москве, в противовес по-европейски шумному, бюрократическому Санкт-Петербургу. Лейтмотивом всей книги была критика западных начал, проникавших в Россию, и, прежде всего, автор обрушивается на «великую ложь нашего времени» - на идею народовластия, считая, что «при демократическом образе правления правителями становятся ловкие подбиратели голосов... механики, ловко орудующие закулисными пружинами, которые приводят в движение кукол на арене демократических выборов». К. П. Победоносцев искренне полагал, что «парламент есть учреждение, служащее для удовлетворения личного честолюбия и тщеславия и личных интересов представителей», ведь основан он на «ложном представлении» Ж. Ж. Руссо о «совершенстве человеческой природы», и следовательно, «каждый человек, масса, может уразуметь тонкие черты политического учения , а ведь такое понимание доступно не многим умам, а масса, как «всегда и повсюду, состояла и состоит из толпы». Человек же несовершенен, слаб и грешен, потому-то и необходимо «единство разумной воли», иначе водворится хаос, порожденный людскими страстями, заключает К. П. Победоносцев. Автор критикует и другие «болезни нашего времени»: суд присяжных, требуя восстановить «крепкую руководящую силу» в судопроизводстве, для чего он написал проект судебной контрреформы; печать, считая необходимым установить строгий контроль государства над газетами, поскольку «любой уличный проходимец, любой болтун из непризнанных гениев» за деньги может издать, что хочет, оклеветать кого угодно.
Идеал К. П. Победоносцева - самодержавная монархия в России, которая воспринималась им как освященная Богом традиционная и «отвечающая национальному складу русского человека» власть, она может быть плоха или хороша, но она освящена, а значит истина. Эти идеи не новы для консервативной мысли. Идея божественного происхождения царской власти, ее соответствия национальному характеру - традиционны и берут свое начало с XI века, с митрополита Илариона и его «Слова о законе и благодати». Россия обречена на самодержавие из-за своего многонационального и многоконфессионального населения, пишет Победоносцев, что неоднократно подчеркивали и его предшественники, а царь, в этих условиях, может быть только православным самодержцем, и должен быть «отцом» для всех народов, невзирая на их веру, национальность и благосостояние. И эта мысль впервые появилась у Илариона: князь должен «землю свою насуще правдой», заботясь о всех подданных, и сирых, болющих, вдовых и иных, требующих милостыни, независимо от их благосостояния.
Причем самодержавие для К. П. Победоносцева - это не синоним самовластия и деспотии, царь - Помазанник Божий, его дело непрерывного служения людям, народу, а потому, в сущности, - дело самопожертвования, он - «зеркало и пример для всех подвластных», нравственный идеал, а значит, должен руководствоваться правдой, источником которой является закон Божий, «в душе и совести каждого естественно написанный». Идея служения царя была известна с XVIII в., когда сам Петр I и Феофан Прокопович, руководствуясь рационалистическими началами, ввели ее в официальную идеологию России: служить царю - значит служить
Отечеству и наоборот. Народ наш «есть хранитель всех доблестей и добрых наших качеств..., поэтому правительство должно заботиться о нем, помогать справляться с безысходностью, нуждою», не допускать проникновения «тлетворных влияний» в народ, а церковь должна была стоять на страже народной «девственности», не допуская в его среду «духа сомнения и вольнодумства». Для этого Обер-прокурор и стал инициатором возрождения (продолжая дело графа П. Д. Киселева) и увеличения числа церковно-приходских школ, которые должны были не обучать, а воспитывать крестьянских детей в православном, а значит и самодержавном духе. Ранее это положение высказал и граф С. С. Уваров: правильное воспитание в духе «Православия, Самодержавия и Народности и будет последним якорем нашего спасения и вернейшим залогом силы и величия нашего Отечества».
Главной задачей обер-прокурора было недопустить изменений в России, оставить все как есть. Как умнейший, образованнейший человек, он не мог не видеть, что страна меняется, «все сгнило», поэтому и нельзя ничего менять. Стремление «заморозить» Россию толкало Победоносцева на противодействие (и довольно успешное) даже многим контрреформаторским проектам Министра внутренних дел Д. А. Толстого, которого нельзя обвинить в либерализме. Остановить, «заморозить» он не смог, поскольку не имел четких конструктивных предложений, продолжая традиционную охранительную линию. Свежих идей, способных придать импульс идеологическому обоснованию самодержавия в изменившихся условиях у него не появилось. Он знал, что не надо, но не смог найти ответ на вопрос «что делать?».
Мы позволили себе столь подробно остановиться на этом виднейшем представителе консервативного направления общественной мысли, поскольку его влияние на власть, на конкретную политику, было наибольшим среди консерваторов, а «Московский сборник» стал своеобразным гимном традиции и старине, в котором нашли отражение многие мысли и идеи других консерваторов.
Но и К. П. Победоносцев иногда подвергался критике со стороны знаменитого публициста М. Н. Каткова (1817-1887), издателя «Московских ведомостей», за пассивность в разработке, а зачастую и противодействии конкретным мерам, могущим вернуть былую самодержавную целостность России. Впрочем, М. Н. Катков критиковал не только Обер-Прокурора, но и многих других официальных лиц, обвиняя их в недостаточном усердии в борьбе против реформ 60-70-х гг., «развративших общество».
Сын мелкого чиновника, известный переводчик, член кружка Н.В. Станкевича, М. Н. Катков в начале своей деятельности был близок к В.Г. Белинскому, А.И. Герцену, Н.П. Огареву, но постепенно взгляды его меняются. В 40-е годы он начинает преподавать на кафедре философии Московского университета, а в 50-е - становится главным редактором «Московских ведомостей» и «Русского вестника». Со страниц этих изданий он высказывался за освобождение крестьян с землей, предоставление им гражданского равноправия, против принципа сословности, за суд присяжных, за введение в России начал самоуправления, но, одновременно с этим, Катков был против какого-либо ограничения самодержавия. Будучи сторонником реформ, горячо отстаивал их постепенность, сохранение «коренных основ» (самодержавия и помещичьего землевладения), борясь со «свистунами» из радикальных изданий.
Требования жестокого подавления восстания в Польше 1863-64 гг. за Катковым закрепили репутацию «первого патриотического журналиста», отстаивавшего монархию в России. Идеи его получили подкрепление после покушения 1866 г. и других террористических актов. Он считал, что монарх воплощает единство власти и народа, самодержавие - есть высшая форма развития государственности, оно неотъемлемая, естественно-органическая часть русской жизни. «Русскому царю дано особое отличие от других властителей мира. Он не только государь своей страны, и вождь своего народа. Он Богом поставленный блюстителем и охранителем православной церкви. Русский царь не только наследник своих предков, он - преемник кесарей», - пишет Катков, продолжая мысль о Божественном происхождении царской власти.
Надо отметить, что эту традиционную для консерваторов идею наиболее четко сформулировал в ряде своих работ видный религиозный деятель середины XIX века, автор Манифеста об освобождении крестьян 19 февраля 1861 года, митрополит Московский Филарет (Дроздов) (1783-1867): «Бог по образу своего небесного единонача - лия устроил на земле царя; по образу своего вседержительства - царя самодержавного; но образу своею царства непреходящего, продолжающегося от века и до века - царя наследственного».
Как и К.П. Победоносцев, Катков видел в самодержавии национальный идеал, всегда спасавший страну, царь - «стоит выше всяческих личных и национальных интересов», причем эта мысль, в отличие от времен предыдущих, в пореформенный период всегда подчеркивалась особо. Как принцип он верен и незыблем, но вот люди, пришедшие во власть, могут быть и неспособными, и недобросовестными. Поэтому Катков и стал «сторожевым псом самодержавия», критикуя многих министров, Государственный Совет и Сенат даже за то, что они обсуждали законы, в то время как «не надо никакого одобрения для законов, кроме подписи Государя».
Другой важнейшей темой для М. Н. Каткова была проблема укрепления социальной опоры самодержавия, он не уставал доказывать, что «сила, представляемая дворянством, осталась способная исполнить и при новых условиях свое органическое назначение, состоящее в службе по государственному делу», солидаризируясь в этом со многими проектами восстановления сословных привилегий дворянства. На страницах его изданий расцвел корпоративный консерватизм, именно у Каткова в 1885 г. появляется знаменитая статья А. Д. Пазухина (1841-1891) «Современное состояние России и сословный вопрос», где автор, признавая «современное состояние России смутным и неопределенным» (смута виделась 7в распространении анархических учений, падении авторитета власти, упадке религии, нравственности, процветании корысти и т. д.), выдвигает проект возвращения России к дореформенным временам. Для этого необходимо восстановить привилегии дворянства в деле местного самоуправления, ввести представительство от сословий вместо «представительства от случайных групп разного рода имущественников», поскольку сила самодержавия зависит от благополучия дворянства.
Эти соображения легли в основу знаменитых контрреформ Александра III, которые К.Н. Леонтьев назвал «великим исправительным движением 80-х гг.», поскольку считал, что именно сословные ограничения воспитали в русском народе смирение и покорность, ту душевную красу, что и «делали его истинно великим и примерным народом».
Но не стоит думать, что Леонтьев был этаким реакционером, сторонником векового рабства и ненавистником русского народа. Отнюдь! Им, как впрочем и другими консерваторами, руководила любовь к Родине, желание видеть народ сильным и благополучным.
Фигура Леонтьева, пожалуй, наиболее яркая в консервативном движении, он смог создать свою оригинальную государственно-правовую и философскую системы. Взгляды его должны рассматриваться как продолжение концепции Н. Я. Данилевского, которого Леонтьев называл своим учителем. Известный ученый, публицист, исследователь рыбных промыслов в конце 60-х годов опубликовал знаменитое исследование «Россия и Европа», в которой выдвинул теорию о множестве «культурно-исторических типов», которые имеют свою историю, отличную друг от друга. Стержнем всей работы была мысль о том, что каждый тип замкнут в себе, имеет свою иерархию ценностей и свою душу. Европейская цивилизация - это одна из восьми до сих пор существовавших культурно-исторических типов. Все типы проходят через периоды зарождения, созревания, расцвета, дряхления и гибели. Европа уже прошла через период расцвета и сейчас находится на пути к дряхлению, а славянский же тип, наоборот, лишь только созревает, поэтому Запад и ненавидит Россию, чувствуя в ней начала новой цивилизации, превосходящей умирающий Запад. Глав - ная же задача России - реализация идеи всеславянского единства, для чего необходимо создать славянскую федерацию с центром в Константинополе, противником же этого, в силу указанных причин, будут европейские страны.
Теория Данилевского была попыткой определить особенные черты России, ее путь развития, показав его отличие от других стран. Но многие философы и публицисты увидели в ней идеологическое обоснование панславизма, проповедь территориальных захватов, отвержение общечеловеческих начал, проповедь национальной исключительности, а ведь смысл книги Данилевского, как впрочем и других работ консерваторов, в том, что в условиях быстрого превращения России в буржуазное государство - и как следствие этого прогрессирующей «порнофикации русского общества» (К. К. Толстой) - они, оставаясь «верными заветам, смыслу и духу земли русской» (В. В. Розанов), пытались предостеречь Россию и русских от катастрофы.
Константин Николаевич Леонтьев родился в 1831 году в небольшом, но цветущем имении своих родителей Кудиново (что в Калужской губернии), которое впоследствии пришло в запустение и разрушение, что, видимо, навело философа на мысль об «умирающей красоте» в пореформенной России. Он получил медицинское образование и даже работал в Керченском военном госпитале во время Крымской войны, но большую часть жизни он посвятил дипломатической службе, работая дипломатом на Крите и в Османской империи. В это время он написал несколько литературных произведений: «Хризо», «Очерки Крита», а затем и «Египетский голубь».
Леонтьев был глубоко верующим человеком и даже пытался дважды постричься в монахи на Афоне в 1871 г. (отговорили монахи) и в 1875 г. в Николо-Угрешском монастыре, откуда ушел по неизвестным обстоятельствам, а в 1887 г. Леонтьев снимает дом в Оптиной пустыне, где много и плодотворно работает. В 1891 году он принял постриг и имя Климента в Предтечевом скиту Оптиной пустыни, впоследствии он переезжает в Троице-Сергиеву лавру, где и умирает.
В 1919 году рядом с его могилой был похоронен другой великий русский философ В. В. Розанов, так же остро чувствовавший и переживший «апокалипсис нашего времени», о близости которого предупреждал Леонтьев (через несколько лет кладбище было срыто и превращено в свалку).
К.Н. Леонтьев, разделяя учение Н. Я. Данилевского, пытался установить законы созревания и гибели культуры. По его учению, культура проходит через три периода: «первоначальной простоты», «цветущей сложности» и умирания, через «вторичное упрощение» и «уравнительное смешение». Период «цветущей сложности» характеризуется дифференциацией частей при интеграции и единстве целого, это время социального неравенства, образования элиты. Смесительное упрощение характеризуется Леонтьевым как стремление ко всеобщему равенству и демократизации, которое имеет своим результатом расцвет техники, умирания искусства, опошления жизни. Исходя из этой схемы философ полагал, что в Европе к XIX веку закончился период «цветущей сложности» и она близка к умиранию, а появление уравнительных идей - показатель духовного и культурного разложения. Социалистическое будущее он считал весьма вероятным, поскольку «средний рациональный европеец в своей смешной одежде, с умом мелким и самообольщенным, со своей... благонамеренностью» нс сможет стабилизировать слишком подвижные «эгалитарные» процессы на Западе, что и приведет к «неотвратимому социализму», или «рабству в новой форме», более страшному, строгому и принудительному.
Россия же имеет будущее, поскольку еще не достигла периода расцвета, поэтому влияние загнивающего Запада может оказаться для нее смертельным ядом. Для укрепления своего положения Леонтьев призывает обратиться к первоисточнику православия, ведь оно и есть «наш национальный идеал», - к Византии. «Византизм в государстве означает самодержавие. В религии он означает христианство с определенными чертами, отличающими его от западных церквей, от ересей и расколов...», «... византийский идеал отвергает всякую надежду на всеобщее благоденствие народов,... он есть сильнейшая антитеза идее все- человечества в смысле земного всеравенства, земной свободы, земного вседовольства»(!). Интересно, К.Н. Леонтьев, будучи сам глубоко верующим человеком, причем, следуя «филаретовско- му», ортодоксальному православию и выступая против «розового» христианства Л. Толстого и Вл. Соловьева, верит в невозможность построения царства Божия на земле, повторяя библейское: «Царство мое не от мира сего». Отсюда его борьба с демократией и социализмом и теми, кто верил в земное царство Бога. В этом уникальность мировоззрения К. Н. Леонтьева.
Самодержавие в России опирается на «родовое монархическое чувство, является ... главным организующим началом, главным орудием дисциплины», оно окрепло под влиянием православия, является для страны главным «спасительным и плодотворным началом», отсюда жизненная необходимость его сохранения и укрепления. Поэтому К.Н. Леонтьев с восторгом встречает контрреформы Александра III, направленные на восстановление былых прерогатив государственной власти и поддержание сословных привилегий дворянства, ведь «сама неравноправность людей и классов важнее для государства, чем монархия». «Нужно подморозить Россию, чтобы она не гнила». Россия, по мнению Леонтьева, чрезмерно наводнена западными идеями, а русская интеллигенция неудержимо их проповедует (то же есть и у Победоносцева, у Каткова, появится эта мысль и в «Вехах»). Он чувствовал, что революция надвигается. Не разделяя надежду либералов на её благополучный исход, Леонтьев прямо говорил: «У нас дух охранения слаб... наше общество вообще расположено идти по течению за другими... кто знает, не быстрее ли других?». И далее: «Либерализм, простертый еще немного дальше, довел бы нас до взрыва, и так называемая конституция была бы самым верным средством для проведения насильственного социалистического переворота, для возбуждения бедного класса против богатых... для новой, ужасной, может быть, пугачевщины».
Пожалуй, К.Н. Леонтьев сумел в наиболее ярком виде представить консервативное мировоззрение, противопоставляя идее прогресса непреходящие идеалы, традиции нации и религии, критикуя утопические и вредные для России (в чем искренне был уверен) социалистические, либеральные и радикальные воззрения, проникавшие в страну. В этом он был похож на ветхозаветного пророка, предостерегая имеющую великое будущее Россию «от опасности утраты традиционных устоев, призывая вернуться к национальному «византийскому началу». Но, к сожалению, труды К. Н. Леонтьева не были широко известны при его жизни (первое собрание сочинений вышло в 1912 г.).
Другой особенностью русского консерватизма второй половины XIX века была идеализация самодержавия как формы правления. И настоящую «энциклопедию монархизма» для этого создает бывший террорист, автор знаменитого письма «Народной воли» к Александру III, впоследствии раскаявшийся и ставший ярым монархистом, Л. А. Тихомиров (1850-1923). В своем знаменитом труде «Монархическая государственность» (СПб, 1905, пе- реизд. СПб, 1992) он называет наиболее приемлемой формой правления, особенно в российских условиях, учитывая ее обширную территорию, многоплеменной состав, именно монархию. Но монархия не всегда и везде одна и та же. «Признание верховной государственной власти одного человека над сотнями тысяч и миллионами подобных ему человеческих существ не может иметь места иначе, как при факте или презумпции, что в данной личности - Царе - действительно действует некая высшая, сверхчеловеческая сила, которой нация желает подчиняться». В этом отрывке вся суть монархии по Тихомирову: она имеет Божественную сущность, она есть нравственный идеал, она есть «реальное содержание русской народной души». Поэтому и произвол самодержца невозможен, ведь царь - не деспот, поскольку и России «верная» религия - православие (а деспотия возможна при «неверной» религиозной основе), и есть внешний (Божественный) закон его деятельности. Да и монарх стоит вне личных, классовых и этнических интересов, поскольку возвышается над всем обществом. «Роль же царя - Царская, но не министерская», он «делегирует свою власть различным органам... оставаясь единственным источником всякой власти», причем при монархе возможны и народные представители - «орудие общения монарха с национальным духом и интересами», «советные люди, но не депутаты».
Таким образом, Тихомиров рисует идеальную монархию, где царь в атмосфере творческой работы с народом решает все насущные проблемы, а значит монархия является народной, отвечающей всем потребностям русских людей (то же подчеркивали К. П. Победоносцев и М. Н. Катков), отсюда и бессмысленность борьбы с ней.
Но истинная монархия может превратиться в диктатуру, если исчезнет религиозная идея и если «монархия начнет работать над подчинением морали политике, она тем самым отнимет у нравственного начала его верховенство, а стало быть, уничтожит и себя как силу верховную», следовательно только православие может остановить губительный процесс «гибели нации».
Исследуя исторический путь Отечества, Тихомиров считает, что русские люди могут быть или монархистами, или анархистами, парламентарные формы «нам неведомы», западные идеи приходят в Россию, но «поддерживаются они только теми, кто заинтересован в них как в своем классовом оружии господства над страной. Его сторонниками являются адвокаты, журналисты, мелкие интеллигенты, наименее научная часть профессуры, наиболее спекулятивная часть промышленников, т.е. все кандидаты в политическую роль», тогда как народ имеет монархический государственный идеал. Правительство должно ориентироваться на него и не допустить уничтожение русской государственности, тем более, что очевидные и вечные истины известны - православие, самодержавие, народность - именно они и смогут спасти русскую культуру, -заключает Л. А. Тихомиров.
В заключение мы должны сказать, что роль консерватизма в отечественной истории, особенно второй воловины XIX - начала XX вв. весьма значительна. Будучи господствующей (официальной) идеологией, опираясь на определенную философскую и публицистическую традицию, причем используя в основном известные с XI века аргументы, консерваторы не смогли найти ответ на вопрос «что делать?», как соотнести традиционные, коренные, национальные ценности - православие, самодержавие, народность - с новой, быстро капитализирующейся Россией. Все их попытки остановить этот процесс, даже непосредственно используя власть, все их эсхатологические пророчества не давали должного результата, попытки синтезировать в консерватизме нечто новое, применимое к буржуазным порядкам, капиталистической экономике, также были неудачны. В этом и была трагедия русского консерватизма.
Источники и литература
Бердяев Н.А. Философия неравенства: Письма к недругам по социальной философии // Русское зарубежье. - Л., 1991.
Власть и реформы: от самодержавия к советской России. - СПб, 1996.
Катков М.Н. Имперское слово. - М., 2002.
Леонтьев К.Н. Избранное. - М., 1993.
Победоносцев К.П.: PRO ET CONTRA. - СПб, 1996.
Российские консерваторы. - М., 1997.
Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. Под. ред. В.Я. Гросула. - М., 2000.
Твардовская В.А. Идеология пореформенного самодержавия (М.Н. Катков и его издания). - М., 1978.
Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. - СПб, 1992.
Тихомиров Л.А. Критика демократии. - М., 1997.
Франк С.Л. Духовные основы обществ: Введение в социальную философию // Русское зарубежье. - Л., 1991.
Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. - Минск, 1997.
Христофоров И.А. «Аристократическая» оппозиция Великим реформам. Конец 1850 - середина 1870 гг. - М., 2002.
|
|