|
6. Крестьянский или пролетарский социализм? (Идеи, организации, деятели)
Реальная картина общественно-политической жизни России 60-90-х годов XIX в. была до неузнаваемости искажена и в исторической науке, и в школьных учебниках, и в общественном мнении. Это происходило от того, что революционное движение, революционная борьба показывались, во-первых, единственно верным направлением общественно-политической жизни, а, во- вторых, превалирующим над другими направлениями, даже если они по своему содержанию были социалистическими. Между тем, ни по количеству участников, ни по размаху, ни по влиянию революционное направление не было таковым. Мало того, тот экстремизм, который привел к началу вооруженной борьбы и политическому террору против правительства и царя, лишь возмущал основную массу населения и отталкивал от революционеров наиболее передовую и нравственно чистую часть общества. Революционный террор, к тому же, давал возможность правительству широко использовать репрессивные меры и способствовал идейно-нравственному обоснованию реакции.
Сразу же надо подчеркнуть, что и правительство не проявляло мудрости, используя свой карательный аппарат не только против революционеров, но вообще оппозиционно настроенных, а иногда и совсем неповинных ни в чем людей. Простого подозрения или доноса подчас достаточно было, чтобы не имевший отношения ни к революционным кругам, ни к оппозиции человек оказался в тюрьме или каким -то другим образом был репрессирован. Это углубляло раскол в обществе, усиливало политическую напряженность, с железной логикой обостряло противоречия между правительством и интеллигенцией.
Помимо революционных идей, организаций и печатных органов в России широко были представлены и либеральные. Это хорошо видно на примере развития социалистических идей. Кстати говоря, из того материала, который преподавался в течение десятилетий в школе, можно было сделать вывод, что народничество как социалистическое направление, возникает только в 1870-х годах. Но ведь генетически оно неразрывно связано не только с учением А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского и их предшественников, но и с демократическим движением шестидесятников. И уже с начала свое-го возникновения народничество не представляло из себя единого течения. В нем была и либеральная, и революционная струя. Так, в отличие от распространенного раньше взгляда народническая организация «Земля и воля» (1861-1864 гг.) основным средством воздействия на крестьянство считала пропаганду, а в ее программе фигурировала передача земли крестьянам за выкуп, идея замены государственных чиновников выборными лицами и ряд других, по сути своей либеральных, предложений. Н.Г. Чернышевский, Н.А. Некрасов, М.Е. Салтыков-Щедрин рассчитывали именно на воздействие словом, на пропаганду, на общественное мнение, а не на революцию. Н. Г. Чернышевский был арестован не за призыв крестьян «к топору», а как журналист- просветитель, обличавший существующий строй и призывавший к его общественно-социалистическому реформированию.
Зато авторы прокламации «Молодая Россия», вышедшей из революционного кружка П. Г. Заичневского - П. Э. Аргиропуло, единственным средством преобразования России считали кровавую революцию. Однако надо отметить, что просветительски-либеральные тенденции явно преобладали над революционно-насильственными в 1860-х годах.
В рамках же организации Н. А. Ишутина - И. А. Худякова действовали и сторонники пропагандистско-просветительской работы (группа Г. А. Лопатина, «Рублевое общество») и законспирированная внутри самой этой организации группа «Ад», один из участников которой - Д. В. Каракозов - в апреле 1866 года стрелял в Александра II. Помимо террора «Ад» брал на себя функцию контроля за товарищами по делу во время подготовки и свершения революции. Подобные отношения создавали в самих революционных кружках, обществах и организациях обстановку недоверия и подозрительности, что в конечном счете вело к появлению в них диктаторских тенденций.
Особенно ярко это проявилось в деятельности С. Г. Нечаева, который создал в основном из московских студентов в 1868 г. революционную организацию «Народная расправа». Сам С. Нечаев был из разночинцев. Имея за спиной оконченную самоучкой гимназию, он преподавал закон Божий в приходском училище и был вольнослушателем университета. Небольшого роста, худенький, нервный, С. Нечаев обладал сильной волей, упорством, энергией в сочетании с крайним самолюбием, властностью. Искренне болея за народ и ненавидя чиновничье племя, этот человек своей убежденностью и страстностью вовлекал молодых людей в свою организацию. Однако использовал он для этого и шантаж, и угрозы, и обман. С. Нечаев написал «Катехизис революционера» - руководство для членов своей организации, где изложил свое понимание революционера и революционной деятельности. Революционера он объявлял человеком обреченным, свободным от юридических и нравственных законов ради борьбы «с проклятым миром». Революционер ради достижения народного счастья может использовать всякие средства, включая обман, грабеж, убийство и т. п. С. Нечаев требовал слепого повиновения руководителю. Для поддержания дисциплины он использовал запугивание, шантаж, насилие.
Методы действий С. Нечаева вызывали протест у членов «Народной расправы». И вот, чтобы связать их кровью и страхом, он организовал убийство одного из членов организации студента сельскохозяйственной академии И. Иванова, не подчинившегося С. Нечаеву. И. Иванова заманили в отдаленный грот Петровско-Разумовского парка и там при участии четырех членов организации С. Нечаев расправился с неугодным ему студентом. «Народная расправа» прекратила деятельность, члены ее были арестованы, а сам С. Нечаев бежал за границу. Был он там и раньше. Встречался с М. Бакуниным, Н. Огаревым и А. Герценом. Если первые двое были от С. Нечаева в восторге, то А. Герцена ему обмануть не удалось. Правда, после вторичного пребывания С. Нечаева за границей и попыток его подчинить себе М. Бакунина с Н. Огаревым, те, наконец, порывают с ним отношения. Выданный швейцарскими властями России как уголовный преступник, С. Нечаев был осужден и, просидев десять лет в Александровском равелине Петропавловской крепости, умер в заключении.
Нечаевщина стала исторической основой знаменитого романа Ф. М. Достоевского «Бесы», ставшего своеобразным пророчеством о судьбах революции в России. Правда, нельзя видеть в романе реального отражения нечаевского дела, а в нечаевцах - морально ущербных людей, «бесов», достойных своего руководителя. На самом деле С. Нечаев шантажом, насилием и угрозами заставил четырех кружковцев принять участие в убийстве И. Иванова.
Так или иначе, но «бесов» не приняла ни Россия, ни революционеры, которые к тому же сами осудили методы С. Нечаева. С течением времени, однако, мученическая судьба С. Нечаева стала вызывать к нему сочувствие и симпатии. На передний план стало выдвигаться не осуждение методов его деятельности, а цель - благо народа, благо России. Незаметно, исподволь, произошла реабилитация личности и дела С. Нечаева. Высокая цель стала оправданием политического убийства. Оно переставало быть преступлением.
Оправдание судом присяжных в 1878 г. В. Засулич, стрелявшей в петербургского градоначальника Трепова, стало поворотным пунктом в развитии народнической организации «Земля и воля». О. В. Аптекман, ее член, затем вспоминал: «...революционер становился все более и более агрессивным... У него за поясом кинжал, а в кармане - револьвер: он не только будет защищаться, но и нападать... Неумолимая логика событий втянула революционеров в свой водоворот, и они, чтобы не захлебнуться, ухватились за террор, как утопающий за соломинку». В силу этой логики «Земля и воля» раскололась, т. к. не все были согласны с тактикой политического террора, а террористы, объединившись в «Народной воле», довели свое дело до конца. Их целью стал царь. И хотя в программе народовольцев политическое убийство нескольких столпов официальной России рассматривалось как способ подтолкнуть на выступление широкие слои населения, на самом деле и сил, и средств, и влияния у них хватило только на преследование Александра II. Соблазн окончился трагически 1 марта 1881 г. и для царя, и для самих революционеров, и для всей России. Предостережение Ф. М. Достоевского о «бесовщине» не было воспринято. Нечаевщина была продолжена деятельностью следующих поколений революционеров.
Разгром «Народной воли» часто подавался в учебных курсах как крах народнической теории и идеи вообще. На самом же деле народничество в рамках уже в основном либерального направления не только не исчезло, но было наиболее сильным из всех оппозиционных течений. Властителем дум передовой молодежи был Н. К. Михайловский (1824-1904 гг.). Социалистическая идея в народнической интерпретации, переживая периоды спадов, кризисов и подъемов, продолжала существовать и развиваться. Происходило теоретическое осмысление пути России к социализму.
Та трактовка народничества, которая утвердилась у нас благодаря ленинским оценкам, как направление «мелкобуржуазное, «утопическое», «националистическое» и «реакционное», сейчас пересматривается. Неверно показывалось и отношение народников к рабочим. Отрицая якобы капитализм, они или не видели рабочего класса или не обращали на него внимания, не понимая его исторической миссии. На самом деле народники действовали среди рабочих. От отношения к рабочим как к посредникам между интеллигенцией и крестьянами они в 1890-х гг. пришли к признанию рабочего класса как одной из основных общественных сил. Рабочие входили в народнические организации. Народники сотрудничали с «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса». Происходило сближение народничества с рабочим движением. Показательно, что П. Л. Лавров в конце своей жизни выступал за пролетарскую революцию.
Одна из важнейших проблем, всегда волновавших и ученых, и всех, имеющих отношение к истории России, - это проблема политического террора. Никогда взгляды на террор не были одинаковыми. В советское время, начиная с В.И. Ленина, революционеры-народники весьма почитались. При И.В. Сталине террористическая деятельность народников осуждалась. Великий вождь не хотел, чтобы террор был в арсенале средств так называемых «врагов народа». В условиях разоблачения культа личности И.В. Сталина и увеличения внимания к ленинскому наследию вернулось уважительное отношение официальных кругов к революционному террору. В годы брежневского застоя и усиления тоталитарного идеологического давления в стране опять стал порицаться террор, но делался упор на социалистическое содержание народнического учения.
В настоящее время, когда в принципе ушло в прошлое конъюнктурное отношение к истории, взгляды на народнический террор не одинаковы. В этом отношении показательна дискуссия, возникшая в результате публикаций о революционерах-народниках двух современных исследователей Н.А. Троицкого и А.А. Левандовского. По существу первый из них оправдывает террор, который был для революционеров отчаянным, жертвенным и бескорыстным средством борьбы за народное счастье и ответом на репрессии правительства. Восторженное отношение Н.А. Троицкого к фигуре русского народовольца, который для него был одновременно и мучеником, и героем, сочетается с резко отрицательными оценками Александра II не как Освободителя, а как Вешателя, жестоко расправлявшегося не только с революционерами, но и с восставшими крестьянами. Подход Н.А. Троицкого к проблеме более политический, чем какой-либо другой, хотя этот исследователь оправдывает революционеров и с чисто человеческой точки зрения.
У А. А. Левандовского подход к этой же проблеме более нравственный, чем политический. Он исходит из принципиального неприятия террора как убийства, а также из бесполезности последнего («террор, в конечном итоге, никогда не приносит успеха»). А.А. Левандовский подчеркивает также разрыв между народом и народниками, которые упорно не хотели расставаться со своими революционными и социалистическими постулатами, неприемлемыми для крестьян. Нежелание или неспособность народовольцев отказаться от своих программных установок естественно привели их к террору в условиях отсутствия массовой поддержки и мощной партии. Не приемлет А.А. Левандовский и оценку Александра II как ярко выраженного злодея.
Конечно, споры эти будут продолжаться. Хотелось бы лишь отметить, что излишняя политизированность в этих спорах будет только мешать. Как нам кажется, более перспективен, плодотворен и жизненно оправдан нравственный подход к истории революционного террора. В последние годы, однако, во всех бедах России и некоторые историки, и публицисты, и обыватели склонны обвинять революционеров. Не исключая негативные последствия деятельности революционеров, отметим, что не меньшая, если не большая, вина здесь лежит и на правительстве, на государственном аппарате, неловко, иногда по- медвежьи, не только боровшихся с революционерами, крестьянами и рабочими, но и руководивших страной. Следует вспомнить и о классовом эгоизме дворянства, о слабости и политической немощи буржуазии, ибо на них тоже лежит большая часть ответственности за судьбы России. И революционеры, и правительство, и многочисленные партии стремились навязать народу свои взгляды, свои проекты, свою волю, не спрашивая его и не советуясь с ним.
На рубеже 1870-1880-х гг. произошло оформление легально-реформаторского как правого, так и левого крыла народничества. По-прежнему отстаивалась идея продвижения к социализму через крестьянскую общину. Однако, на фоне успехов капитализма в стране, на фоне разрушения капитализмом общины усиливаются споры внутри самого народничества, а также между народниками и быстро увеличивавшимся числом марксистов. Неудачи, пережитые революционерами-народниками, заставляли их менять ориентиры. Г. В. Плеханов с единомышленниками создал первую марксистскую группу. А вот Лев Тихомиров, бывший член Исполнительного комитета «Народной воли», ее распорядительной комиссии и редакции «Народной воли», перешел на позиции убежденного и активного монархиста.
Для вышедших из недр народничества русских марксистов характерно было полное отрицание и самостоятельных революционных возможностей крестьянства и социалистических возможностей крестьянской общины. Единственное, на что они были согласны, это на преобразующее воздействие пролетариата. Крестьяне же если и могли сыграть положительную роль в революции, то только под руководством рабочих. Получилось так, что русские марксисты оказались «святее» самого К. Маркса. И проявилось это в отношении краеугольного камня народнических воззрений - русской поземельной общины.
В 1881 г. В. И. Засулич обратилась к К. Марксу с письмом, в котором поставила перед ним ряд вопросов, интересовавших русских революционеров. В ответе К. Маркс объяснил, что его «Капитал» не дает доводов ни за, ни против жизнеспособности русской общины, однако русские материалы, изученные им, убедили его, «что эта община является точкой опоры социального возрождения России, однако для того, чтобы она могла функционировать как таковая, надо было прежде всего устранить тлетворные влияния, которым она подвергается во всех сторон, а затем обеспечить ей нормальные условия свободного развития». Уже после смерти К. Маркса и Ф. Энгельс в сугубо теоретическом плане не исключал общинную альтернативу развития России при условии победы пролетариата на Западе и последующей помощи странам, осуществляющим революционно-демократические преобразования.
Взаимодействие, взаимовлияние, а не только борьба были характерны для различных направлений общественно-политической жизни России, в том числе и социалистических - марксизма и народничества. В полемике оттачивалось оружие и народников, и марксистов. По воспоминаниям А. А. Кизеветтера, на рубеже веков шли бесконечные ожесточенные полемические турниры между теми и другими, по накалу напоминавшие споры западников и славянофилов, но захватившие, в отличие от них, не просто интеллигентские салоны, а самые широкие общественные круги. Эта полемика нашла отражение и в конкретных научных трудах. Причем марксисты в них не выглядели вещателями бесспорных истин. Например, анализ экономики России с марксистских позиций не всегда был удачен из-за того, что русские-марксисты стремились показать, как должен был развиваться капитализм, а не как дело обстояло в действительности. Как раз народники-экономисты 1880-х гг., в особенности - Н. Ф. Даниельсон и В. П. Воронцов, дали реальную картину положения русской деревни, обнищания крестьянства в результате реформы 1861 г., и затем - в процессе становления капитализма. Неминуемая гибель традиционной русской деревни вполне обоснованно вызывала у народников чувство протеста и стремление использовать социалистические потенции для предотвращения этой гибели. Выход они видели в передаче всей земли крестьянам, а предприятий - рабочим на условиях коллективного ведения хозяйства и перехода всех средств производства в руки непосредственных производителей. Народники поддерживали идею преобразования общины и российского артельного труда на основе использования новейших научно-технических достижений. Они доказывали искусственность и бесперспективность развития капитализма в России. В то же время они правильно подметили особую роль протекционистской по отношению к капитализму политики самодержавия. Не забывая о своих целях, народники были открыты для восприятия иных теорий.
Ограниченность была чужда народникам. Н. Ф. Даниельсон использовал марксистские идеи при своем экономическом анализе России. Н. К. Михайловский писал: «Задача наша не в том, чтобы вырастить самобытную цивилизацию из собственных национальных недр, но и не в том, чтобы перенести к себе западную цивилизацию целиком со всеми раздирающими ее противоречиями, надо брать хорошее отовсюду, откуда можно, а свое будет или чужое - это уже вопрос не принципа, а практического удобства». И это были не просто слова. Заметив восприимчивость рабочих к пропаганде, например, народники использовали «Капитал» Маркса для разъяснения механизма эксплуатации труда капиталом. Когда же к концу века стало очевидным, что в России все же существуют условия для утверждения капитализма, то некоторые из народников, еще более внимательно изучив основы марксистского учения, пытались с его помощью модернизировать само народническое учение. Так, В. М. Чернов выдвинул идею создания кооперации, производственных товариществ, которые будут возникать внутри буржуазного способа производства как элемент грядущего социализма.
Нельзя сказать, что и марксисты были глухи к тому, что предлагали народники. Выше уже говорилось об отношении К. Маркса к общине. Именно опираясь на идею общинного социализма, К. Маркс и Ф. Энгельс пришли к идее некапиталистического пути развития в некоторых странах. Русские же марксисты менее были склонны видеть в народничестве перспективные тенденции. Бывший народник Г. В. Плеханов, перейдя на позиции марксизма, вообще отказывал крестьянству в каких-либо социалистических возможностях. Наоборот, он делал акцент на консервативность крестьянства. В. И. Ленин тоже до определенной поры отрицал возможность социалистической потенции в крестьянстве, подчеркивая роль крестьянина как мелкого производителя, мелкого буржуа, собственника.
Русские марксисты (исключая «легальных марксистов») целиком и полностью разделяли взгляд на пролетариат, как на единственную силу, способную создать социалистическое общество в России. Они попытались применить марксистскую теорию в России, предав забвению отечественные истоки социалистических идей.
Между прочим, русские народники прозорливо предвидели, к чему может привести идея диктатуры пролетариата в России. А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский, М. А. Бакунин, П. А. Кропоткин были убежденными противниками всякой диктатуры. Они проповедовали демократические принципы организации власти. А. И. Герцен писал: «Социалисты, прежде всего, мы глубоко убеждены, что общественное развитие возможно только при полной республиканской свободе... социализм, который пытался бы обойтись без политической свободы, без равенства в правах, быстро выродился бы в авантюрный коммунизм». Н. Г. Чернышевский утверждал, что нация «не может быть руководима одним насилием», делающим все здание «похожим на железную клетку». М. А. Бакунин, заявляя о невозможности осуществления диктатуры пролетариата как класса, писал: «В силу необходимости они (сотни и десятки тысяч пролетариев - Е. И.) вынуждены будут осуществлять ее через своих уполномоченных», которые «лишь только сделаются представителями или правителями народа, перестанут быть работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственности, будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом. Кто может усомниться в этом, тот совсем незнаком с природой человека». М. А. Бакунин как в воду глядел. Уже в 1920 году, когда многое из подобных предвидений народников сбылось, другой анархист, П. А. Кропоткин о диктатуре пролетариата, перерастающей в диктатуру коммунистической партии, писал так: «Несомненно одно, если бы даже диктатура партии была подходящим средством, чтобы нанести удар капиталистическому строю (в чем я сильно сомневаюсь), то для создания нового социалистического строя она, безусловно, вредна. Нужно, необходимо местное строительство местными силами, а его нет. Нет ни в чем. Вместо этого на каждом шагу людьми, никогда не знавшими действительной жизни, совершаются самые грубые ошибки, за которые приходится расплачиваться тысячами жизней и разорением целых округов... Если же теперешнее положение продлится, то самое слово «социализм» обратится в проклятие, как оно случилось во Франции с понятием равенства на сорок лет после правления якобинцев». Да, не откажешь этим видным деятелям народничества в мастерстве предвидения! Не раз и нередко саркастически критиковал марксизм и Н.К. Михайловский, выступая против прямолинейного марксистского детерминизма экономики в смене формаций, против преувеличения роли классовой борьбы как двигателя истории, против отношения к крестьянам, как к мелким буржуа и т. д.
Сейчас, в эпоху реформ, многое из народнического учения может пригодиться. Это идеи и демократической федерации с органами народного самоуправления, и общинного и артельного производства с сохранением права на личное пожизненное владение землей и другими средствами производства, и кооперации на добровольных началах, и многое другое. Чего стоят, например, рассуждения П. Л. Лаврова о человеке, его нравственная, этическая теория, на основе которой он создал нравственно-этический кодекс партии социалистов: «Самые жестокие, самые опасные удары, которые могут быть нанесены партии, суть удары, наносимые ей нравственной несостоятельностью ее членов», - писал П. Л. Лавров. Он говорил о пагубности слепого подчинения авторитету, о недопустимости пренебрежения человеком в пользу вульгарно понятного примата экономики и, как следствие - принижения или даже забвения таких понятий, как честь, достоинство личности, право ее на выражение личного мнения и отстаивание своей позиции даже тогда, когда она не совпадает с мнениями большинства. П. Л. Лавров особенно прав, если учесть, что мнение большинства далеко не всегда верно и полезно даже для него самого! П. Л. Лавров убеждал, что авторитет должен опираться не на безусловное, слепое подчинение, а на мыслящих исполнителей, «тогда и талантливый автор, и умный человек, и могущественная личность будут сами строги к самим себе, сами они будут уважать и в окружающих достоинство человека и их честолюбие ограничится высшей задачей человека: быть лучшим между людьми». Подобные понятия о нравственности характерны и для других представителей народничества. Тот же П. А. Кропоткин считал нравственность «громаднейшим двигателем прогресса». Этих примеров достаточно для того, чтобы утверждать, что народничество не утратило актуальности и жизненной силы по сей день. Оставаясь важным направлением общественно-политической жизни, оно во многом стало основой буду - щей программы партии социалистов-революционеров.
К сожалению, и теоретическое наследие народничества, и его нравственные поиски, и опыт, накопленный практической деятельностью, были или забыты, или извращены. Сейчас происходит возрождение некоторых сторон теории и практики народничества в тех его составных частях, которые могут быть использованы в наше трудное время.
Источники и литература
Антонов В.Ф. Народничество в России: утопия или отвергнутые возможности // Вопросы истории. - 1991. - № 1.
Балуев Б.П. Либеральное народничество на рубеже XIX-XX веков. - М., 1995.
Балуев Б.П. Михайловский Н.К. и «легальный марксизм» (К 150-летию со дня рождения) // Отечественная история. - 1992. - № 6.
Будницкий О. История терроризма в России. - Ростов-на-Дону-М., 1996.
Есипов В. Не верьте бесам... // Диалог. - 1991. - № 4.
Исаев А. «Коммунистическая антиутопия» М. Бакунина // Аргументы и факты. - 1990. - № 40.
Кошель П.А. История Российского терроризма. - М., 1995.
Костылев В.Н. Выбор Льва Тихомирова // Вопросы истории. - 1992. - № 6-7.
Левандовский А. Бомбисты // Родина. - 1996. - № 4.
Михайловский Н.К. Избранные труды по социологии. В двух томах. - СПб, 1998.
Нечаев С. Катехизис революционера // Родина. - 1990. - № 2.
Пирумова Н. Разрушитель // Родина. - 1990. - № 2.
Она же. Мятежный князь // Аргументы и факты. - 1990. - № 40.
Политическая история: Россия - СССР - Российская Федерация. - Тт. I, II. - М., 1996.
Прайсман Л.Г. Террористы и революционеры, охранники и провокаторы. - М., 2001.
Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. - М., 1997.
Российские реформаторы XIX - начала XX в. - М., 1995.
Слинько А.А. Старые споры в современном контексте: Н.К. Михайловский в диалоге с русским марксизмом // Первое сентября. История. - 1996. - № 20.
Соловьева И.А. Николай Васильевич Чайковский // Вопросы истории. - 1997. - № 5.
Троицкий Н. Друзья народа или бесы? Как и кого защищали народники // Родина. - 1996. - № 2.
Чернеев В.М. Конструктивный социализм. - М., 1997.
Юровский В.Е. Газета либеральной интеллигенции «Русские ведомости» // Вопросы истории. - 1997. - № 1.
|
|