|
Информационное влияние и конформизм
Начало экспериментальному изучению информационного влияния положило исследование Музафера Шерифа (1936), известное ныне как исследование аутокинетического эффекта или самодвижения света (Чалдини Ф., 1999; Зимбардо Ф., Ляйппе М., 2000).. Это явление возникает в том случае, если человек, находясь в совершенной темноте, смотрит на неподвижный источник света. Через какое-то время ему начинает казаться, что свет движется, смещается. Этот эффект возникает из-за того, что источник света всего один и рядом нет другой, референтной светлой точки, с которой можно было бы сопоставить первый. Ведь движение какого-либо объекта мы в состоянии фиксировать лишь в отношении к другим. Когда референтные объекты отсутствуют, то и возникает кажущееся самодвижение.
М. Шериф использовал это явление для того, чтобы изучить, как в условиях неопределенности на человека влияет мнение и суждение других людей. Участников, «наблюдавших» аутокинетический эффект, спрашивали — на какое, по их мнению, расстояние смещается источник света? Исследование выявило любопытную закономерность. Когда людей опрашивали поодиночке, то смещение оценивалось ими как незначительное, к тому же каждый из участников называл свое расстояние.
Но позднее, когда опрос проводился в условиях группы, (состоящей из сообщников исследователя), члены которой уверенно, с видом знатоков заявляли о более значительном смещении света, реальные испытуемые также начинали утверждать о большем расстоянии смещения. Кроме того, первоначально сильно различающиеся оценки расстояния смещения света в условиях группы начала выравниваться, тяготея к единой «общепринятой величине».
Что повлияло на участников и заставило их изменить свои первоначальные впечатления? Прежде всего, вероятно, новая информация, полученная от «знающих» людей, которые к тому же все как один утверждали одно и то же, то есть, выступали, действовали группой. Ведь участники исследования Шерифа в данной экспериментальной ситуации находились в полной неопределенности относительно того, насколько «реально» смещался источник света. И им не оставалось ничего другого, как только полагаться на оценки «знающих» людей.
Таким образом, информационное влияние (на что указывает уже само название), действует посредством информации — сведений, знаний фактов о жизненных проблемах и ситуациях. Для человека все это чрезвычайно важно.
Дело в том, что люди, как никакие другие животные зависят от информации, получаемой извне. Человек, в отличие от других живых существ не имеет инстинктивной видовой программы поведения и жизнедеятельности. В природе человека генетически не заложены знания о том, как нужно вести себя в той или иной ситуации и вообще о том, как надо жить. Эту идею развивает Эрих Фромм (Фромм Э. 1990). Он утверждает, что в природе прослеживается отчетливая закономерность: чем выше на эволюционной лестнице располагается животное, тем в меньшей степени его поведение биологически детерминировано. И наоборот — поведение низших видов полностью предопределено их видовыми программами жизни.
Человек занял в эволюции исключительное положение, у него вообще отсутствует видовая программа жизни. Поэтому он всецело зависит от внешней информации. Прежде всего, от той, которую получает от других людей. Знание о том, как жить люди наследуют через систему не биологических, а социальных механизмов, таких как традиции, нормы, правила, законы, обычаи т. д. Отсюда такое большое значение для человека имеет подражание, о чем, как мы помним, пишет Г. Тард, считающий законы подражания основными социальными законами.
Теории социального научения, по сути, развивают идею Г. Тарда. Ведь социальное научение — это и есть сначала подражание, имитация. Социальная модель служит источником информации для имитатора. Конечно, в социальной информации больше всего нуждаются дети, поэтому им, в первую очередь, свойственно подражательное поведение. Но, как показал эксперимент Шерифа, а затем и исследования других ученых, не в меньшей степени оно присуще также и взрослым (Зимбардо, Ляйппе. 2000).
Чем быстрее изменяются условия жизни человека, чем чаще он оказывается в незнакомых, непривычных ситуациях, тем больше у него потребность в информации, и тем больше он подвержен информационному влиянию. Сегодня эта информационная зависимость начинает приобретать невротический характер. Появилась, в частности, новая форма маниакального поведения — интернетзависимость, о чем заговорили психологи в тех странах, где наступила «эра сплошной компьютеризации». Об опасности такого поворота событий еще в начале 20 века предупреждали теоретики психологии масс, которые основывались на анализе тенденций развития средств массовой коммуникации того времени.
Будучи мощным фактором самосохранения общества, информационное влияние вместе с тем способно выполнять деструктивную, разрушительную функцию. На это обращают внимание социальные психологи, изучающие антисоциальное, агрессивное, девиантное поведение. (Бэрон Р., Ричардсон Д., 1999; Зимабардо Ф., Ляйппе М., 2000; Милграм С., 2000), но особенно агрессивность детей и подростков (Бандура А., Уолтерс Р., 2000). Люди научаются как полезному доброму, созидательному, так и вредному, злому, разрушительному.
Еще один опасный аспект информационного влияния для современного общества анализирует Роберт Чалдини на примере секты Народного Храма, которую возглавлял Джим Джонс. В 1978 году почти все члены этой секты (910 человек), поддавшись влиянию своего руководителя, покончили жизнь самоубийством, приняв яд (Чалдини Р., 1999).
Одну из главных причин случившегося Чалдини усматривает в том, что члены секты находились в условиях информационной изоляции. Единственным источником информации для них выступал их проповедник и руководитель Джонс. Живущим в джунглях, оторванным от большого мира членам секты не на кого было ориентироваться, кроме как друг на друга и на своего лидера. Такое положение создавало у людей чувство неуверенности. Предсмертное поведение сектантов свидетельствует о том, что они совершали самоубийство, подражая действиям друг друга, и тем самым избавлялись от своей неуверенности.
Кстати, положение информационного монополиста, скорее всего и обеспечило лидеру секты Джонсу возможность безраздельно господствовать над умами, душами и даже жизнями членов Народного Храма.
Пример секты Народного Храма, может быть, наиболее яркий, но не единственный в современной истории, предупреждающий об опасности информационной монополии. Куда более масштабный по своим последствиям образец информационной изоляции мы можем найти в истории нашей страны и нашего общества. Большевистская диктатура более полувека царившая в нашей стране, навряд ли, опиралась на научные социально-психологические знания об обществе. Тем не менее, вожди коммунистического режима (кстати, не только в нашей стране), даже не будучи социальными психологами, отлично понимали, что их власть может держаться только до тех пор, пока у них сохраняется монополия на информацию, что любые альтернативные источники информации угрожают их господству. Поэтому долгие годы нашу страну отгораживал от всего мира информационный «железный занавес». Кстати, в этом кроется одна из причин неразвитости у нас психологической науки и социальной психологии в частности.
Другим, менее глобальным и драматичным, но все же неприятным следствием, с одной стороны, информационной изоляции, а с другой — информационной монополии, являются слухи, сплетни, молва, домыслы, небылицы и т. д. На уровне государственной политики, когда государство выступает в качестве монополиста на информацию, сплав этих явлений может функционировать в виде идеологии и пропаганды для психологической обработки населения. На бытовом уровне информационным монополистом могут выступать группа людей или отдельный человек, распускающие слухи или передающие какую-то ложную информацию (Милграм С., 2000).
Существенной чертой информационного влияния является то, что оно может оказываться долговременным и труднопреодолимым. Вновь обратимся к эксперименту М. Шерифа 1936 года. Ученый установил, что те оценки расстояния смещения света, которые участникам навязали сообщники исследователя, воспринимались ими как единственно правильные и оставались неизменными даже спустя значительное время после окончания исследования. Информация, когда-то полученная испытуемыми от группы, продолжала восприниматься ими как объективный факт, как знания, почерпнутые из книг, которые не утрачивают своей значимости даже в отсутствие самого источника информации.
Объяснение такой живучести информационного влияния мы можем найти в «законе края», открытом Г. Эббингаузом. В данном случае возникал эффект первичности, так как первая информация самая яркая, впечатляющая, а значит и запоминающаяся. Каждый может припомнить из своего собственного опыта множество сведений, знаний, оценок, которые кажутся единственно правильными только потому, что были воспринятыми или услышаны первыми. В этом, кстати, заключается трудность переучивания. Так, скажем, если безграмотный или полуграмотный преподаватель научит студентов неправильному произношению терминов (например, «рефлексия» вместо «рефлексия», «наркомания» вместо «наркомания» или «либидо» вместо «либидо»), то довольно сложно впоследствии добиться от них корректного, грамотного произношения. Срабатывает эффект первичности.
В заключение отметим, что свой эксперимент с использованием аутокинетического эффекта сам М. Шериф рассматривал как исследование, выявляющее механизмы формирования социальных норм, а не действие информационного влияния. И дело здесь в том, что информация, которую получали участники эксперимента кроме всего прочего, действительно давала им знания о некоей «норме».
Поэтому информационное влияние, рассмотренное под другим углом зрения, выступает как нормативное влияние. О нем мы теперь и поговорим.
|
|